На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

ШАГ НАВСТРЕЧУ

23 957 подписчиков

Свежие комментарии

  • Jolie
    затолокин))они ждали-ждали тебя 5 лет и "померли от тоски"))))А где все? С НОВЫ...
  • Jolie
    нихде)))🤣🤣🤣🤣🤣🤣🤣Когда деревья был...

Забытые голоса. Валерий Ободзинский

«Я пою открытым голосом. Все западные певцы поют открытым голосом. Они поют душой, и я тоже пел душой. Они правдивые. Я не хочу ругать наших, но они поют поставленными голосами. Я считаю, что у нас не было эстрады, а как бы был второй сорт оперы...» Валерий Ободзинский.

Валерий Ободзинский родился 24 января 1942 года в Одессе во время оккупации города немецкими войсками.

 

Отец Валерия был поляком, а мама – украинкой. Во время Великой Отечественной войны они ушли на фронт, и маленького Валерия воспитывала бабушка Домна Кузьминична, работавшая дворником. На её попечении кроме Валерия остался и её сын Лёня, который был всего на 2 года старше Валерия. Ободзинский всегда называл бабушку на «вы», и обращался к ней «мама». Домна Кузьминична рассказывала позже о случае, едва не стоившим жизни обоим мальчикам. Из-за голода Лёня украл однажды у немецкого офицера колбасу, и немец в ярости поставил мальчиков к стене, собираясь застрелить, но бабушка бросилась в ноги офицеру и стала целовать ему сапоги. Благодаря этому мальчики остались живы.  

В семье Ободзинских была скромная, но хорошая библиотека, и Валерий в детстве познакомился с произведениями Толстого, Чехова и Аверченко. К тому же, у мальчика с детства обнаружился звонкий голос, и он много пел на пляже для курортников, наполнявших его кепку мелочью. В своем «пляжном» репертуаре он предпочитал петь итальянские песни, среди которых у него лучше всего получалась «Аве Мария», за исполнение которой он получил у сверстников прозвище «Карузо». 

В послевоенное время Валерий пошёл в школу, но учился плохо, и много времени проводил на улице, где у него было много друзей среди воров и карманников. Вспоминая позже об этом времени, Ободзинский говорил, что нигде больше не встречал такого тонкого юмора, как у своих тогдашних друзей, с которыми часто ходил «на дело» на одесские пляжи, где собирались толпы отдыхающих. Пока шайка обчищала карманы публике, Валерий пел популярные шлягеры тех лет, аккомпанируя себе на контрабасе, и выполнял роль «отвлекалы». «Мы с Валерием познакомились во второй половине 50-х на Приморском бульваре, — рассказывал позже конферансье Михаил Бакальчук. — Он частенько приходил туда с гитарой, собирая толпу однолеток. Цуна — такая у него почему-то была кличка — выделялся своей неординарностью. Попал в бродячую группу, каких тогда было много. Играл на контрабасе и пел». 

Окончив школу, в поисках заработка Валерий Ободзинский сменил несколько профессий - он натягивал пружины на матрасах, непродолжительное время проработал в артели, делая замки для мебели, и даже успел поработать кочегаром на пароходе. Кроме самостоятельного изучения игры на контрабасе, Валерий брал уроки вокала у своей соседки, бывшей учительницы музыки Амалии Бруновны, собираясь поступать в Одесское музыкальное училище, и консультировался у скрипача Ефима Зингерталя. На вступительных экзаменах в училище Валерий спел романс «Скажите, девушки, подружке вашей», однако в то время при поступлении на учебу или на работу заполнялась анкета, в которой одним из пунктов был вопрос: «Находились ли вы или ваши родственники в плену или на оккупированной территории?» Кроме ответа на этот вопрос в анкете нужно было указать национальность родителей Валерия. Неизвестно, какой из ответов стал решающим, но приемная комиссия не приняла в училище Валерия.  

К тому времени Валерий уже вполне профессионально пел и играл на контрабасе. Одноклассница по 80-й школе Людмила Силаева вспоминала, что Валерий Ободзинский поначалу был не очень заметным мальчиком, и предпочитал держаться скромно. Девочки начали обращать на него внимание, лишь выяснив, что у Ободзинского очень красивый голос, и он очень любит петь. Позже, повзрослев, Валерий начал подражать Элвису Пресли. «Взбитый кок, брюки-дудочки, туфли на высокой каучуковой подошве, красные носки, пиджак с большими плечами, особая походка» - так описывала Ободзинского его одноклассница. Он был очень галантен с девочками, раним, и любил, сидя с друзьями на бульваре, громко петь под гитару. Именно там его и увидела Валентина Борохович - руководитель молодежного театра при Доме культуры медработников, в любительском кружке которой начали свою творческую карьеру художественный руководитель Липецкого драмтеатра Владимир Пахомов и  режиссер эстрады Валерий Жак. Валентина Семеновна рассказывала, что ее поразил голос юного Ободзинского. Они разговорились, и Валерий признался, что очень хотел бы выступать на сцене. Валентина Борохович взяла его в юношеский театр Дома медработников, и одновременно он начал заниматься в вокальной студии Дворца моряков, благодаря чему Ободзинский вскоре оказался на теплоходе «Адмирал Нахимов», курсировавшем в то время между Батуми и Одессой, где стал работать массовиком-затейником. Затем он перешел на другой теплоход, и начал выступать на эстраде от Черниговской, Новгородской и Костромской филармоний. Он так же получил приглашение от директора Ярославской филармонии работать солистом в местном ансамбле «Ярославские ребята», но отказывался от предложения, и устроился работать солистом и контрабасистом от Томской филармонии. 

В 1961 году Ободзинский познакомился с Лолитой Кравцовой - дочерью капитана пассажирского лайнера «Азербайджан». Кравцова стала его женой и родила Ободзинскому позже двух девочек - Анжелику и Валерию. Анжелика была названа в честь его песни «Анжела», а Валерия - его именем. Валерий Ободзинский был нежным, заботливым и требовательным отцом. После рождения дочерей Валерий твердо пообещал своей жене никогда не пить, и эта перемена в жизни сказалась на Валерии лучшим образом. Он решил всерьез заняться своей артистической карьерой, устроился в музыкальный ансамбль  контрабасистом, но постепенно стал выступать и как солист.

 

Произошедшая в 1964 году встреча с Павлом Шахнаровичем круто изменила жизнь Ободзинского. Шахнарович позже стал администратором Ободзинского, и в интервью  рассказывал: «Я работал в оркестре Олега Лундстрема. Однажды, находясь по делам в Норильске, увидел в одном из концертов мальчика, который играл на контрабасе и очень приятно пел. Это был Ободзинский, которого никто тогда не знал. Я, приехав в Москву, порекомендовал его Лундстрему. Работа в оркестре Лундстрема научила певца многому, но главное — она сделала его профессионалом. Кроме того, он завел массу новых знакомств в столичной музыкальной тусовке. Правда, маститые композиторы наотрез отказывались работать с «безродным» певцом, поэтому в основном ему давали свои песни молодые авторы». 

Поработав с оркестром Лундстрема, Ободзинский перешел на работу в Донскую филармонию. Во время одних из гастролей за рубежом Ободзинский познакомился с популярной в те годы болгарской певицей Лили Ивановой, которая, в свою очередь, познакомила Валерия с болгарским композитором Борисом Карадмичевым. Борис подарил артисту свою песню «Луна на солнечном берегу», и по просьбе Валерия О. Гаджикасимов написал для песни русский текст. В том же 1964 году Ободзинский исполнил эту песню на международном музыкальном фестивале «Сопот» в Польше, и это исполнение принесло большой успех и Ободзинскому, и авторам песни.

После того, как первый шлягер Ободзинского «Луна на солнечном берегу» сделал Валерия узнаваемым певцом, он исполнил на новогоднем «Голубом огоньке» «Восточную песню» композитора Давида Тухманова. 

Слушателям понравилась песня в его исполнении, а в репертуаре певца тем временем появились новые песни - «Что-то случилось», «Карнавал» и «Песенка без слов». Девушки переписывали слова его песни в тетрадки-песенники, в то время, как музыкальный образ пылкого любовника был абсолютной противоположностью внешности артиста. Валерий был невысокого роста, курносым и  носил обувь на толстой подошве и высоких каблуках. Но его голос очаровывал. Дополнив свой репертуар песнями Леса Рида, Тома Джонса и Джо Дассена Ободзинский стал настоящим кумиром советских женщин. Песни Ободзинского начали часто звучать на радио. 

В его репертуаре появилась новая песня Давида Тухманова - «Эти глаза напротив», принесшая молодому певцу огромнейшую популярность. Мало кто знает, что придумана и записана эта песня была в течение вечера и утра двух дней. Был поздний вечер, когда Валерию позвонила жена Давида Тухманова — Таня Сашко.

— Вроде получается песня, — сказала она, — приезжай. Валерий приехал вместе с женой Нелей. Таня угостила их чаем, и заметила, что чашка дрожала в руке Валерия, и его бил лёгкий озноб. Неля прежде не видела его в таком нервном состоянии и заволновалась.

— Что это с вами? Что-нибудь случилось? — спросила Таня. — Посмотрите друг на друга. «Эти глаза напротив…» Ничего в них не замечаете?

Валерий не ожидал вопроса, а Неля растерялась и стала нервно теребить салфетку.

— Да не паникуйте, ребята, это моя жена пишет песню, — улыбнулся Давид, скептически посмотрев на Таню. — Это с ней бывает. Я уже привык. Нашла первую строчку: «Эти глаза напротив…» Я уверен, что ни один поэт в мире не догадается до такого. «Эти глаза напротив чайного цвета…»

— А разве не чайного? — сказала Таня. — Посмотри на Нелю, на её глаза.

— Но дальше: «Что это, что это?»

— А ты угадай, что именно, — ответила Таня. Давид на мгновение ушёл в себя и подошел к роялю. 

— Сразу не догадаешься — что это. Не хватает нескольких строчек.

Таня задумалась: «Эти глаза напротив — калейдоскоп огней…»

— Уже лучше, — похвалил её Давид, — появляется поэзия. Постарайся, милая.

Таня молчала. Валерий по первым аккордам, взятым Давидом, почувствовал, что рождается необычная песня.

— Ну, Таня! — торопил Давид, найдя музыкальный образ.

— «Эти глаза напротив — калейдоскоп огней, эти глаза напротив ярче и всё теплей», — дополнила Таня.

К работе над песней подключились Валерий с Нелей: «Хорошо! Очень! То, что надо! Лучше не скажешь! — и напевают вместе с авторами: «Эти глаза напротив — калейдоскоп огней, эти глаза напротив ярче и всё теплей. Эти глаза напротив чайного цвета. Эти глаза напротив — что это, что это?»

— Теперь понятно, «что это, что это?» — ответил Давид. — Ты — гений, Танечка. Как у тебя дальше? «Пусть я впадаю, пусть, в сентиментальность и грусть, — воле своей супротив…» Подожди, Танечка! — Давид бросается к роялю. — «Воле своей супротив…» Прекрасно, дорогая! Теперь нужна кода! Вывод! Кульминация действия! «Вот и свела судьба, вот и свела судьба…» Ещё раз можно? «Вот и свела судьба нас…»

Валерию казалось, что он присутствует при рождении чуда.

— А что же глаза?! — сказал он, боясь, что из песни уйдёт тема глаз. Таня выручила: «Только не подведи, только не подведи, только не отводи глаз!»

— Ура! — реагировал Валерий. — Именно — не отводи, смотри в глаза, в них — любовь!

Дождавшись десяти утра, они позвонили на студию грамзаписи «Мелодия». Трубку поднял начальник и, прослушав песню, разрешил записать её. Через несколько минут все четверо ехали на такси на студию. Валерий записал песню с первого раза. Вскоре песня зазвучала на радио, а в коридоре Радиокомитета появились мешки с письмами слушателей с просьбой — повторить песню «Эти глаза напротив».

Михаил Бакальчук рассказывал, что ему легко было вести программы, в которых участвовал Валерий Ободзинский. Любой зал - вплоть до многотысячных Дворцов Спорта - всегда был набит битком, и долго представлять артиста не требовалось. Достаточно было начать говорить: «Поет Валерий Ободзинский» - и зрители откликались восторженным ревом.

Анжела Ободзинская, дочь Валерия, рассказывала: «Папа для меня был сильный, всемогущий человек, почти как Бог. Я всегда чувствовала себя как за каменной стеной. Я с восторгом, с интересом наблюдала как люди, зрители, обожают его. Каждый концерт это взрыв. Корзины цветов и огромные букеты выносили на сцену, всё это мы везли потом в номер, то, что, конечно, были в состоянии увезти. Наш номер в гостинице всегда в цветах и поэтому моё детство ассоциируется с цветами и песнями. Публика стоя, подолгу не отпускает его и просит: ещё, ещё, ещё одну. Аплодисменты не прекращаются. Папа прощается, но потом снова выходит и поёт ещё. Передают записки на сцену, некоторые он зачитывает вслух, шутит. Он всегда шутил, любил кого-нибудь подколоть. У папы было тонкое чувство юмора, которое ему очень помогало в его жизни. Но вот, наконец, папа уходит со сцены, и люди начинают расходиться. Мы собираемся в гостиницу, а возле гримёрки очередь за автографами, слова благодарности. Он никогда не отказывал своим поклонникам и, несмотря на усталость, подписывал всем свои пожелания и свою роспись. Всегда был вежлив со своими поклонниками и относился к каждому с уважением. Я замечала в нём какую-то особую нежность по отношению к ним. Он любил шутить с публикой со сцены, особенно с женщинами и был необыкновенно обаятелен, но всегда держал дистанцию и был сдержан. Концерт окончен, уже ночь и мы едем в гостиницу. Я уже сплю без сил на заднем сидении в машине. Потом чувствую, как папины сильные руки поднимают меня и доносят до кровати. Папа бережно раздевает меня и укладывает. Перед сном он всегда садится рядом на кровать, гладит мне спинку, говорит нежные слова. Ему никогда не лень, не в тягость это делать. Ему нравилось заботиться, и делал он это с удовольствием. После концерта папа никогда не может уснуть сразу и поэтому  к нам всегда приходили люди. Они подолгу разговаривали, обсуждали концерт, смеялись...»

 

Ободзинский не был похож на певцов своего времени. Он был певцом-самоучкой, обладал абсолютным музыкальным слухом, рецензенты отмечали его естественный артистизм, а чиновники критиковали за западную исполнительскую манеру исполнения и необычный подход к выбору репертуара. Ободзинский брался за исполнение как советского, так и зарубежного материала, в результате чего в 60–70-х годах стал одним из самых популярных певцов Советского Союза. Он оставил далеко позади признанных корифеев советской песни - Иосифа Кобзона, Эдуарда Хиля, Вадима Мулермана и Юрия Гуляева. Единственным певцом, который мог конкурировать с Ободзинским в степени популярности, был Муслим Магомаев. Администратор певца Павел Шахнарович рассказывал: «Приведу для сравнения такие цифры: в Запорожье у Магомаева - 7 дней, 8 концертов, на круг 89 процентов заполняемости зала, - продолжает Павел Шахнарович. - Мы работаем 10 дней, 14 концертов, 100-процентный аншлаг, плюс еще процентов 20 мы продаем входных. Вот что такое был тогда Ободзинский. Конечно, основная часть публики - молодежь и особенно девочки. Это был наш бич. Переезжаем из города в город - за нами человек 10 девочек едут всегда. Бывало, по месяцу за нами следовали. В этом отношении Валерий был большой специалист. Говорил: «Слушай, я от этих девок устал уже, но ведь жалко их. У них и денег на билеты нет. Ты уж их посади». Жена, которая ездила на гастроли с ним, относилась ко всему спокойно - а что делать? В зените своей славы Ободзинский зарабатывал в 10 раз больше секретаря обкома партии. Причем, арифметика была такая: часть концертов оформлялась официально, а часть - на «фондах» местной филармонии («левые»). Разве такие вещи поощряются? Поэтому вместо «заслуженного артиста России» ему дали звание «заслуженного артиста Марийской АССР».

 

«Народ же тогда, не обращая внимания ни на какие звания своего любимца, валом валил на его выступления. - Валерий пользовался огромной популярностью, - рассказывал Михаил Бакальчук. - Припоминается рассказ директора-распорядителя одесской филармонии Льва Потокского, который участвовал в совещании директорского корпуса всех филармоний. Проходило оно во Львове, где тогда гастролировал Ободзинский. Так вот, директорам выдавали по одному билету на концерт Валерия - больше не могли, поскольку аншлаги были просто сногсшибательные! Сам Потокский, выходец из Западной Украины, зная как устроителей этих концертов, так и самого Обозинского, попросил: «Дайте мне еще один билет, для друзей. Я пройду без билета...» Но не тут-то было: и билета еще одного не дали, и без билета его не желали пропускать на концерт».
 

Однако артистическая карьера певца складывалась не всегда безоблачно. Первая пластинка Ободзинского вышла в конце 60-х годов, и разошлась тиражом 13 миллионов экземпляров. Гонорар исполнителя составил 150 рублей, а государство  заработало порядка 30 миллионов рублей. Тираж пластинок с песнями Ободзинского мог бы быть и намного  больше, но вмешалась Фурцева. Однажды она приехала на подчинённый её министерству единственный в стране Апрелевский завод грампластинок. Оказавшись в помещении цеха, она заметила ящик, наполненный пластинками «Советские и зарубежные песни в исполнении Валерия Ободзинского». «Гоним Ободзинского!» - доложил директор завода. «Какой тираж?» спросила Фурцева. «Поболе миллиона. Кажется. Я сейчас выясню точно». – «Не надо» - удивилась Фурцева цифре тиража неизвестного ей певца.  «Кто дал разрешение?» - «Магазины попросили. Очень популярный певец. А записала фирма «Мелодия». Всё, как положено, — оправдывался директор. — Так что, как быть? Какие будут указания?» - «Никаких, я разберусь…- улыбнулась Фурцева, и позвонила в Управление культуры. «Кто у вас выступает в Театре эстрады? Вы знаете? Некто Ободзинский!» По форме вопроса и строгому голосу министра начальник управления догадался, что она недовольна происходящим. «Поёт день? Два? Сколько?!» - спросила Фурцева. «Месяц, — признался начальник, — точнее, двадцать семь дней». - «Он лауреат? Народный артист? У нас Райкин столько не работает в театре!» - «Понимаете, Ободзинский безумно популярен у зрителей, — оправдывался начальник». – «Нам зритель не указ. Мы должны воспитывать народ. Сократите число концертов Ободзинского!» - «Сейчас свяжусь с театром и перезвоню вам. Доложу обстановку», - сообщил начальник и спустя несколько минут сообщил Фурцевой что почти все билеты на концерты Ободзинского проданы. Осталось двадцать - сорок билетов на самые последние дни. Начальник поинтересовался тем, что натворил певец, и по какой причине надо снимать его концерты. Фурцева ответила односложно: «Надо». Вскоре в газете «Советская культура» появилась негативная рецензия на концерт Ободзинского. «Что хочет сказать своими песнями исполнитель? К чему призывает? Чему учит? Изжеванная и навязчивая тема любви — вот чему отводит певец два часа своего пребывания на сцене», — заключил рецензент. Не отставал от Фурцевой и председатель Гостелерадио СССР Лапин, который  лично контролировал количество появлений на телевизионном экране лиц еврейской национальности, к которым относил и Ободзинского, хотя Валерий по национальности был наполовину украинцем и наполовину поляком. Увидев в одной из передач выступление певца, Лапин потребовал от подчиненных: «Градского уберите!» - «Но это не Градский, а Ободзинский», - попытались объяснить подчиненные начальнику. – «Тем более уберите! Хватит нам одного Кобзона!» – в общем, Лапин был непреклонен.

 

Чиновникам очень не нравилось раскованное поведение исполнителя. В 1971 году концерт Ободзинского посетил министр культуры РСФСР Попов, после которого он сказал: «И это называется советский певец! Я такого западничества не потерплю!» Соответствующим инстанциям было дано распоряжение запретить концерты Ободзинского в пределах Российской Федерации. Запрет длился около года, пока в дело не вмешался заведующий Отделом культуры ЦК КПСС Шауро, которому нравилось творчество Валерия Ободзинского, и вскоре исполнитель вновь стал «въездным» в Россию. Артист Варлен Стронгин рассказывал: «Гастрольная судьба свела меня с Ободзинским лишь однажды – в Братске, на фестивале «Огни магистрали». Мы с ним выступали в одних концертах, виделись часто, но говорили мало. Я видел, что-то раздражало Валерия, злило его. Настроение, словом, было не лучшим. «Черт возьми, заставляют петь о БАМе! О стройке века!» – бросил он мне однажды, выходя из кабинета начальства. – «Как можно петь о железнодорожных путях, рельсах, шпалах, каких-то стыках и прочей чепухе? Да еще прославлять их! Как будто бамовцы не люди, а железные истуканы! Разве они не влюбляются и ни о чем не думают, кроме укладки шпал? А живут в нечеловеческих условиях. Видел я эти песни о БАМе – знаешь, где…» – выругался он и направился к сцене. Положенные ему концерты на том фестивале он отработал полностью, а вот число запланированных выступлений в Москве, в Театре эстрады, ему сократили вдвое. «У вас в репертуаре нет песен о партии, комсомоле, начисто отсутствует колхозная и военная тематика», – заметило ему московское начальство в Управлении культуры. «Я расстался с комсомолом», – хмуро ответил Ободзинский. – «И не могу быть вечно молодым, вырос из пионерских штанов…» – «Ваше право», – отрезало начальство. И дало негласное указание не предоставлять певцу генеральных и престижных концертных площадок. Его затормозили на телевидении. 

Единственным человеком, который не побоялся стать на защиту певца, оказался Никита Богословский. Статья, опубликованная в газете «Советская культура» 22 марта 1974 года, называлась «Давайте замечать хорошее». В ней было написано: «Валерия Ободзинского мы давно не слышали на столичных площадках. Несколько лет назад он был справедливо подвергнут серьезной критике, в основном за дешевую манеру исполнения, за легковесность репертуара. Последний концерт сказал о многом. Артист явно пересмотрел свои творческие позиции. За исключением двух-трех произведений репертуар его отмечен хорошим вкусом, постепенно складывается индивидуальный творческий почерк певца, своя манера. Во всем ощущаются самокритичность, требовательность к себе. Второй год творческим спутником певца является вокально-инструментальный ансамбль «Верные друзья» (руководитель — Юрий Щеглов). Одиннадцать музыкантов, составляющих этот коллектив, отлично владеют несколькими музыкальными инструментами (почти все они с высшим музыкальным образованием) и тактично помогают вокальным аккомпанементом солисту. Они прекрасно исполнили русскую народную песню «Пойду ли, выйду ль я» и песню Тухманова (слова В. Харитонова) «Как прекрасен этот мир». Валерий Ободзинский спел в концерте более 15 песен. Отрадно, что большинство из них - удачные. Не могу не отметить и того, что песни, как правило, написаны на хорошие стихи и что артист доносит до слушателя все сложности оттенков и поэзии, и музыки. Что хорошо, то хорошо. Так давайте же замечать хорошее!»

В 1975 году концертам Ободзинского сопутствовали аншлаги. Но, к сожалению, исполнитель начал злоупотреблять алкоголем. После рождения дочек он держался несколько лет, но однажды случился срыв. Павел Шахнарович рассказывал: «С нами тогда стал работать конферансье Алов — наркоман и пьяница, который так и говорил: «Самый счастливый день у меня будет, когда ты выпьешь водки». И этот день наступил, вернее, ночь. Во время встречи Нового, 1976 года Ободзинский заявил: «Я сейчас выпью водки». Стали его умолять, жена плакала. Но он выпил. И покатилось…»  

Конферансье Михаил Бакальчук рассказывал: «Мы работали вместе в Запорожье, в Донецке, в российских городах — уже после каких-то скандальных моментов, связанных в его биографии с Москвой. Валерий был не очень частым, но всегда желанным гостем в Одессе. Выступал в филармонии, в зале Русского театра. Не люблю вспоминать негативные моменты, но… Уже тогда Валерий был… никакой. В Запорожье первое отделение прекрасно отработали «Красные маки». Антракт, во втором должен петь Ободзинский. Вхожу в его гримуборную и говорю: «Валера, готовься: через 15 минут — выход». Он смотрит, не реагирует. Я повторил — ноль эмоций. Встряхнул его, а он в ответ: «Миша, ну посмотри, я же даже не кололся. Ну, посмотри…» Я приводил его в чувство пощечинами, а он повторял одно и то же. Очевидно, таблеток наглотался».

Павел Шахнарович рассказывал: «В Омске я положил его в психушку под чужой фамилией. На концерты его привозила медсестра, затем увозила ночевать в больницу. Я следил, чтобы он не выходил на сцену пьяным, сидел с ним в гримерной. Но однажды вышел ненадолго. Смотрю — он вышел пьяным на сцену. Как-то оставил его в гостинице, номер запер на ключ, а вещи перенес в свой номер, чтобы он не сбежал. Прихожу — он пьяный. Оказалось — стал стучать, пришла горничная, он и велел принести ему коньяк».  

Варлен Стронгин рассказывал: «Не знаю, кто из них именно появился утром в номере сочинской гостиницы «Кавказ», где остановился Ободзинский, в день ответственного концерта в правительственном санатории «Сочи». Кто-то лично или подосланные им «поклонники» Ободзинского. Они подбили его на выпивку. Не знаю, какие хвалебные и сладостные тосты произносили в его честь, но уже, увы, не лишенный звездной болезни к вечеру, к началу концерта, певец еле держался на ногах. И после второй песни упал, прямо на сцене. Что было, то было. По закону его могли отстранить от работы на три месяца или на то же время понизить ему концертную ставку. Но существовали ли законы для сильных мира сего? Валерия Ободзинского немедленно уволили из Москонцерта. Он поехал в Грозненскую филармонию, куда приезжал и где пел Высоцкий, когда ему вообще запрещали выступления. Но вскоре и в Грозный пришла телеграмма из Москвы об отчислении певца из филармонии. Непробиваемый железный занавес опустился перед Валерием Ободзинским. Улыбчивый добрый человек с нежной ранимой душой, он не сумел выдержать злой удар судьбы. Композиторы и поэты потеряли к нему всякий интерес, ему перестали звонить эстрадные администраторы, а «поклонники», пившие с ним в Сочи, испарились, как будто их никогда не существовало. Чувство собственного достоинства не позволило ему унижаться перед начальством и обещать петь звонкие песни о светлом будущем, хвалу властям. Он остался Валерием Ободзинским, но у бывших друзей и знакомых получил полупрезрительное прозвище Ободза. Тогда его можно было, как и в детстве, встретить на улице с метлою в руках, подметавшего дворик. Порою он и ночевал где придется. Но даже в эти тяжелые времена он хотел оставаться самим собой. «Я еще поднимусь!» – сказал он тогда своему другу певцу Владимиру Михайлову. И сдержал слово, хотя это, наверное, стоило ему невероятных усилий. По совету Михайлова, с юных лет бредившего песнями Ободзинского, его взял на дальние малодоступные для начальства гастроли руководитель виа-группы «Кинематограф» Владимир Аксельрод. Повез на Камчатку как солиста группы. Пять вечеров на выступлениях любимого певца были аншлаги и бурный успех. Последний концерт состоялся в зале дома культуры Елизово – Камчатском аэропорту. Но счастье оказалось недолгим. Стоило самолету с музыкантами набрать высоту, как Ободзинский снова сорвался в пропасть, где слыл «Ободзой». 

Первым с Ободзинским прекратил работать Шахнарович, потом разошлись музыканты. Аркадий Астафьев, трубач, долгое время выступавший с Ободзинским, рассказывал: «Мы приехали в Йошкар-Олу — там было два концерта, успех сногсшибательный! Увы, это был финиш. Возвратились в Москву, сели в аэропорту «Быково». Вся группа вышла, а Валерий не мог покинуть салон самолета. Я его тащил на себе, затем вызвал такси и довез домой… В 1983-м Ободзинский осилил всего один концерт в Москве, а в 1986-м ушел со сцены и исчез».

Продолжение:

http://chagnavstretchy.mirtesen.ru/blog/43230844703/Zabyityi...

Картина дня

наверх