Ясная.

 

Глава 1.

 

- Будь ты неладна, чертовина ты распроклятая, в самую грязь. Стой! Тпру-у! - надрывался кучер, осаживая, неторопливо месивших копытами жижу раскисшей октябрьскими дождями дороги, лошадей.

Лошади остановились, кучер неспешно слез с козел, недовольно кряхтя подошел к отвалившемуся, по какой-то непонятной ему причине, колесу, пнул его раз-другой, плюнул, затем, с некоторым недоумением посмотрев на карету, пнул колесо еще раз и встал в раздумии.

- Ну, чего ты его пинаешь, будто оно от этого само назад прирастет. Прилаживай давай, уже! -

крикнул кучеру чумазый подросток в лакейской ливрее.

- Поговори у меня еще. Слазь помогать, поганец! - отозвался, оторванный от размышлений, кучер.

- Федька, Колька, что у вас там такое? - сурово спросила выглянувшая из окна кареты молодая дама.

- Колесо, будь оно не ладно. - ответил кучер, виновато ткнув кнутом в сторону поломки, - Сейчас, с Колькой, назад воткнем.

- Давайте, живее, - прикрикнула дама, - Колька! Куда в грязь! Ливрею сними и сапоги, одежду изгадить ему еще не хватало.

Кучер крякнул, взялся натруженными мозолистыми руками за низ кареты и,скользя тяжелыми сапогами в грязи, потянул ее вверх, а лакей Колька стал пытаться приладить отвалившиеся колесо на подергивающуюся, от напряжения кучеровых сил, ось.

- Бог в помощь, - непонятно откуда прозвенел, весенним ручейком, мальчишеский голос и колесо встало на место.

- Спасибо, добрые люди, - хором ответили, уже выбившиеся из сил Федька и Колька, неожиданно появившимся из смури октябрьского дождя маленькой опрятной старушке, с мешком за спиной и ясно улыбающемуся светловолосому мальчику, лет десяти, с шарманкой через плечо.

- Вы уже все? - приоткрыв дверь, раздраженно спросила дама, из-за спины которой робко выглядывала, закутанная в пуховый платок, голубоглазая девочка.

- Да, с Божьей помощью и с добрым словом. - ответил кучер, указывая на нечаянных попутчиков, - Отблагодари, Наталья Яковлевна, добрых путников, без них тяжко бы нам пришлось.

-Что еще такое? Ладно, вот вам. - буркнула дама, небрежно бросив под ноги старушке золотую монету и хлопнула дверью.

- Бедная старушка — тихо,тихо сказала девочка, - как ее жалко. Видела, мама, каой у нее тяжелый мешок.

- Старуха, как старуха, - брезгливо скривила губы дама.

- Не открывай окно, простудишься, - крикнула она на дочь, которая, приоткрыв занавеску, одарила старушку лучезарной улыбкой.

- Иди своей дорогой, или мало тебе дали? - отдергивая девочку, рассерженно крикнула на старушку дама, задергивая поплотнее, тяжелой непроницаемой шторой, окно кареты.

Но. все же, в оставшуюся крохотную щелку, девочка увидела, как лицо старушки подернулось печалью и она, даже не взглянув на брошенную монету тяжело вздохнула, и взяв мальчика за руку растворилась в пропитанном мелким дождем октябрьском воздухе.

- Мама, зачем ты обидела старушку? - сквозь накатывающиеся слезы спросила девочка.

- Ну, что ты, Оля, ведь я дала ей монету. - удивилась, никогда не отличавшаяся щедростью, Наталья Яковлевна, - И ведь ты знаешь, доктор не велел тебе простужаться и расстраиваться.

Оля была очень послушной дочерью и, не желая сердить маму, улыбнувшись ответила, - Да, конечно, теперь они купят себе поесть.

Карета тронулась и, неспеша, продолжила путь.

Миновав угрюмый, подернувшийся оранжевым, подлесок, мимо скошенных лугов, над которыми нависало, подернутое серыми облаками, небо, через ряд видавших виды плетней, огораживающих обожженные солнцем и омытые дождями крестьянские избы, крытые прелой соломой, карета, встречаемая радостно лающими собаками, въехала во двор большого каменного дома.

Глава 2.



Большой каменный дом уютно расположенный в глубине достаточно просторного, для размещения разнообразных хозяйственных построек, чистого двора, был крепок и слажен на вид. Лишенный всяческих изысков, вроде завитушек, львов и прочей мишуры, он представлял собой трехэтажное строение красного кирпича, с достаточно большими окнами без ставен. Слегка покатую черепичную крышу дома венчал незатейливый флюгер в виде поднявшего крылья петуха.
Большой дом жил своей обычной жизнью. На кухне гремела посуда, бурлили кастрюли, шкварчали сковородки, в большой плите гудели поглощаемые огнем поленья. В людской велись неспешные разговоры.
Во дворе птичницы переругивались с конюхами, кухарки со слугами, лаяли собаки.
Большой дом жил обычной жизнью. Наталья Яковлевна, неохотно отрываясь от счетов, давала скупые приказы управляющим и сельским старостам. Приезжал доктор. Он осмотрел Олю, а затем, уединившись с Натальей Яковлевной в кабинете долго о чем-то бубнил, а пообедав после, уехал. Дом жил своей обычной жизнью, а Оля своей.
Оля никогда никому не перечила и не дерзила, всегда старалась поддержать обиженных и наказанных, никогда не пряча взгляда открыто улыбалась каждому. Рано оставшись без отца Оля сдружилась с кучером Федькой и его сыном Колькой, исполнявшим сейчас обязанности кучера при карете.
Используя любую возможность Оля бегала слушать рассказы кучера, бывшего некогда солдатом и обошедшего, по его словам, полсвета. Когда же Федор был занят, затаив дыхание внимала рассказам Коли про лесных разбойников, леших и водяных, домовых и чертей.
Наталья Яковлевна, мать Оли, стройная светловолосая женщина, точеные черты лица которой выражали брезгливость и презрение ко всему, что не касалось денежных вопросов и здоровья дочери, была женщиной властной, нетерпящей возражений и пререканий. Молодая вдова не особо пускала к себе на порог увивавшихся за нею окрестных женихов, а была целиком и полностью погружена в управление хозяйством, оставленным ей в наследство отцом.
Наталья Яковлевне не особо жаловала дочь за то, что та повадилась ходить к кучеру, даже покрикивала иногда, но с тех пор, как Оля заболела, никто не мог сказать чем, просто сгорала день за днем, стала  смотреть сквозь пальцы на эти вылазки, тем более оттого, что по приходу от кучера Оля будто-бы оживала, ходила весь день веселая, что-то себе напевая, даже играла в куклы, но... со времени злосчастной поломки кареты, девочка все время сидела у себя в комнате, выходя лишь поесть, отвечая на все вопросы односложными «Да» и «Нет».
Со слов Олиной няни, будто-бы девочка пару раз обмолвилась об обиженной старушке, Наталья Яковлевна поняла причину дочериного расстройства. «Это та самая, вредная старуха с дороги, портит ей кровь»
- Уж не навела ли она на нее порчу, - сама себе вслух сказала Наталья Яковлевна, оторвав голову от бесконечных счетов и писем подрядчиков.
- Надо разыскать эту старуху и все выяснить. Если надо будет, заплатить ей, в разумных пределах, лишь бы отвязалась от дочери, -  продолжала шептать себе Наталья Яковлевна.
- Эй, позвать сюда Кольку, - крикнула она в растворенное окно.

***


Выйдя  от Натальи Яковлевны, Колька, получивший подробные указания и наставления, а также распоряжение непременно найти старуху, не мешкая, подстегиваемый обещанием награды в случае успеха поисков или наказания, в случае неудачи, тот час отправился в дорогу.
Сборы его были недолги: краюха хлеба, кусок сала, старый отцовский кнут, который с недавнего времени стал как-бы продолжением Колькиной руки, да большой кухонный тесак, позаимствованный у поварского сына так, на всякий случай, вот, пожалуй и все.
Оказавшись за воротами усадьбы Колька, не долго думая, решил отправится в ближайшую к ним деревню, расспросить там людей, про старуху, а то, вдруг, над дурачком местным пошутить.
«Жаль отца не предупредил»,- подумал Колька, но тут же успокоил себя тем, что выездов не предвидится, - « На рыбалку я пошел, решит...»

Колька шел по высушенной последней теплотой осенних дней лесной дороге. Солнце, играющее лучами с неровностью колеи, невпопад перебитой отпечатками  лошадиных подков, светило так, что Колькины глаза, и так прищуренные обычным мальчишеским озорством превратились в узенькие ниточки-паутинки, усеянные росистостью  выступивших от яркости слез.
- О, подкова! - радостно вскрикнул Колька, подбежав к краю дороги.
Сидя на корточках и бережно поглаживая нежданную находку Колька думал о том, что неспроста она попалась ему, будто удача сама шла в его руки. Теперь уж точно не будет он бит, а наоборот получит от Натальи Яковлевны щедрую награду. Рассмотрев получше находку Колька обратил внимание на то, что подкова не была сбитой и старой, а протерев ее краем рубахи был поражен оказавшейся под слоем грязи червонным блеском.
- Ну, никак золотая? - спросил себя Колька и тут же закрыл рот свободной рукой в страхе, что его кто-нибудь услышит.
Спрятав подкову за пазуху Колька забежал в придорожные кусты, где туго завязал драгоценную находку в оторванный край рубахи обвязав куском веревки, всегда лежавшей в кармане его необъятных холщовых брюк, достававших чуть не до груди и повесил   узелок на шею. Выбравшись из кустов Колька огляделся по сторонам и, не обнаружив на дороге никого и ничего подозрительного, продолжил путь.

Уже завечерело, когда Колька дошел до ближайшей деревни.
«С чего бы начать», - подумал Колька, - «сначала порасспрашиваю в кабаке».
В полутьме пропитанного сивушным духом заведения стоя обычный гомон. Кабатчик за стойкой аккуратно начислял в угодливо подставленные, засаленные стопки. В углу, усердно растягивая меха видавшей виды гармони, наяривал плясовую безногий солдат-отсавник, рядом с которым залихватски отплясывали заезжие мужики. У окна полуспал, уставившись глазами в прокопченный потолок, под которым кружилась одинокая муха, ремесленник в промасленном фартуке. В противоположном от гармониста углу за сдвинутыми столами резались в карты.
Недоверчиво оглядевшись, Колька, глубоко вздохнув, прошел через центр трактирного зала к стойке.
- Тебе чего, малец? - с презрением спросил толстый кабатчик.
- Я спросить хотел, - робко начал Колька,
- Ну раз спросить — спрашивай, а взаймы нее наливаю, - ответил кабатчик, смахнув что-то со стойки.
- Да, вот, старушку-нищенку с мальцом шарманщиком барыня велела отыскать... Может видели кто или рассказывали чего? - неуверенно продолжил Колька.
- Ага, только за старухами мне здесь и следить, будто других дел нет. Одного ворья и прочей швали за целый день... Прут, сволочи, оглянутся не успеешь. Не заходят сюда старухи, кишка тонка для этого... А шарманщик?.. вон сидит, у него пожалуй и спроси, он как раз по дорогам мотается-побирается, может и видал где старуху твою.- проворчал кабатчик указывая на картежников.
Колька подошел к игрокам, беспощадно шлепающим картами об нечистый, залитый всевозможной выпивкой и не только, стол.
- Добрый день, добрые люди, - обратился Колька к играющим, которые посмотрели на него с таким недоумением, словно увидели говорящего козла.
- Добрые, говоришь? - зло переспросил косматый цыган сидевший в самой тени.
- Отчего ж не добрые? - робко спросил Колька, сам при этом державшийся за рукоятку кнута.
- Ты мешать пришел или надо чего? - чуть подавшись вперед, так же злобно спросил цыган.
- Я... Да мне бы шарманщика порасспросить, - чуть смелее ответил Колька.
- Фрол, тебя надо, - ухмыльнулся цыган, запустив обглоданной костью в неказистого мужичка, одетого будто огородное пугало. Кость, пролетев через стол, попала шарманщику в аккурат между опухших от частого возлияния глаз, упала в стоявшую перед ним тарелку с нехитрой похлебкой, обрызгав зажатые в руке карты, стол вокруг тарелки и рукав рядом сидевшего игрока.
Эй, полегче там, - прокукарекал шарманщик. Под всеобщий хохот он грязными, скрюченными пальцами выудил кость из тарелки и бросил ее обратно в цыгана, но тот уклонился и кость, ударившись об стену отскочила под стол, да так там и осталась.
- Чего тебе ососок, - не глядя в сторону Кольки, потирая ушибленный лоб сипло пропищал шарманщик.
- Мне бы спросить, - начал было Колька.
- Ну, за спрос не бьют, - перебил его шарманщик, - а вот сыграй с нами разок, тогда на все вопросы тебе и отвечу.
- Отчего ж не сыграть? - с вызовом спросил Колька, поглаживая спрятанную на груди подкову.
Игроки потеснились и Колька сел на освободившиеся место.
- Ну, вот карты, что ставить будешь? - хитро спросил Кольку цыган.
- Да у меня и нет ничего, вот, разве что кнут да тесак, - ответил Колька.
- Ну, кнут так кнут, - будто-бы расстроено ответил цыган, - правда мы тут на деньги играем. Эй, кабатчик, нужен кнут? О цене договоримся.
- Договоримся,- буркнул из-за стойки кабатчик.

 

Продолжение следует........