На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

ШАГ НАВСТРЕЧУ

23 934 подписчика

Свежие комментарии

  • Татьяна Решняк
    Очень правильно говорите. Это человек склочный и не порядочный!!! Она грязью поливает всех и смотреть и слушать Порги...Свадебные фото со...
  • Jolie
    затолокин))они ждали-ждали тебя 5 лет и "померли от тоски"))))А где все? С НОВЫ...
  • Jolie
    нихде)))🤣🤣🤣🤣🤣🤣🤣Когда деревья был...

Прощай, страдание.

 Прощай, страдание.

 

 От автора

     Родители, воспитатели, учителя и врачи часто задают мне одни и те же вопросы. Что делать с ребенком — он меня совершенно не слушает? Как быть — у меня ребенок очень слабый и постоянно болеет? Мы ребенку даем все, а он такой эгоист! — почему? Что делать — мы с ребенком вдвоем, а ему явно не хватает отца?

И так далее: ребенок все делает наоборот; ребенок совершенно неуправляемый…

     Все эти и другие подобного рода вопросы идут из глубины души. Все они очень просты и одновременно очень сложны. Они идут, с одной стороны, от бессилия общества и взрослых его представителей, а с другой стороны — от искреннего желания познать и разобраться, что происходит со мной, моим ребенком или воспитанником.

    И ответить на эти вопросы можно опять-таки очень просто. Но ответ будет одновременно и сложным. Ребенок все может сделать сам: восстановить свое здоровье, прислушаться к словам взрослых, стать послушным, внимательным, управляемым, бросить курить, отказаться от наркотиков, подарить любовь окружающим. Но у большинства из вас, уважаемые читатели, наверняка возникнет вопрос: а как он это сделает? Или что для этого необходимо делать нам, взрослым?

    И снова ответ очень прост — договариваться с ребенком и самим выполнять эти договоры. Дать ему самостоятельность и прислушиваться к его мнению. Не обещать того, что не можешь выполнить, а пообещав, обязательно выполнить. Не обманывать его душу. Быть не матерью, отцом или воспитателем, одним словом — не высшей инстанцией, не начальником, а другом. Поставить себя наравне с ребенком или поставить ребенка наравне с собой...

    Часть первая

    Цикл жизни на земле

    Кто есть кто

    Мне было 15 лет. Я был горяч и упрям. С малых лет отстаивал интересы детей, считая себя борцом за справедливость. И не любил людей, которые обижают детей или просто повышают на них голос. А жизнь постоянно «подкидывала» мне ситуации, где я мог проявить свои бойцовские качества. Как-то раз я пришел к бабе Гуле и тете Наиле. Они косили осоку на заливных лугах пруда и встретили меня радушно. Я присоединился к ним. Немного покосив траву, услышал с другого берега плач ребенка и брань мужика. Меня мгновенно сорвало с места. Я чуть не ринулся к ним, но так как моста не было, стал во весь голос вопить:

     — Ты чего, такой-сякой, руку на ребенка подымаешь!? Какое право имеешь так орать на него!?

     Тут меня баба Гуля остановила:

     — Сынок, не кричи, а то голос надорвешь. Потом как девок развлекать будешь? Девки-та не поймут. Просмеют еще.

     — Не надорвусь, — пробубнил я и, обидевшись, ушел на самый дальний конец луга.

     Прокосив траву с одной стороны луга в захват взмаха косы, я поравнялся с тетей Наилей. Она молчала и смотрела на меня глубоким проникновенным взглядом и, немного погодя, сказала:

     — Еще не остыл, точно мать говорила: конь с яицами. Растрясешь ведь яицы-та. Потом девкам не нужен будешь такой.

     Мы расхохотались, я отмяк и шутливо ответил:

     — Попрошу взаймы у конюха Фомы, они ему за бутылкой-то ни к чему.

     После небольшой паузы баба Гуля начала говорить:

     — Сынок, прежде чем встревать в отношения отца и ребенка, необходимо знать — кто такой ребенок? Кто такие мама и папа? Чего хочет ребенок? Чего он добивается? Чего хотят отец или мать? Чего ребенок и мама с папой добиваются? Ты знаешь все это?

     — Нет.

     — Так чего ты хочешь этим выпадом добиться? Может, чего-то хочешь показать?

     — Нет, ничего я не хочу добиться. А тем более показать.

     — А чего хочешь сказать-та своим выпадом?

     — Защитить ребенка.

     — Защитить от кого?

     — От злостного мужика.

     Баба Гуля и тетя Наиля засмеялись. А я увидел себя идиотом, который доказывает разъяренному мужику, что он не прав, что так нельзя с ребенком: с ним необходимо все делать спокойно, твердо и уверенно, но без ругани и рукоприкладства.

     Баба Гуля меня остановила, проговорив:

     — Вот дурачок… Бог создал человека на Земле по своему подобию и наделил его частичкой самого себя — своим духом и внутренним огнем, а также всеми знаниями Вселенной, правом выбора и правом на ошибку. Каждый человек проходит схожие друг с другом циклы, но во время их прохождения у каждого из людей — свои задачи. А жизнь на Земле — это и есть один из циклов. Это понятно?

     — Понятно.

     Я, немного помолчав, спросил:

     — Это чего, Бог создал меня?

     — Да.

     — А что, разве учителя, врачи, друзья, соседи врут, что меня родила мама? Или как понять выражение отца: «Я тебя породил, я тебя и убью»? Да сама мама очень часто говорит: «Да на кой черт я тебя родила, этакого оболтуса. Все равно никакого проку нет, только зря мучалась».

     — Все они говорят то, что есть. Тебя родили мама и папа, но они тебя не создали. Они открыли ворота в этот мир и встретили тебя через них. И все.

     — Тогда объясни, кем для меня являются мама и папа? 

     — Мама и папа, окружающие нас люди и все живое на Земле являются для нас спутниками.

     — Непонятно! А кто такие спутники?

     — Спутники — это те, кто идут по жизни рядом с тобой, выполняя свою задачу, и помогают выполнять твою задачу тебе, разделяя с тобой радость и горе.

     — С одной стороны понятно, а с другой стороны — нет.

     — Хорошо. Вот, например, я, тетя Наиля, вот эта земля, растения, птицы, животные — мы вторгаемся в твою жизнь?

     — Нет.

     — А что мы делаем?

     — Делаете свое дело.

     Тут баба Гуля добавила:

     — Каждый живет свою жизнь. При этом мы помогаем друг другу. Ты помогаешь нам, а мы — тебе.

     — Это как? Я чего-то не пойму.

     — Все очень просто. Ты пришел к нам помочь заготавливать сено. Верно?

     — Верно.

     — Вот ты и косишь траву вместе с нами, растрясаешь, переворачиваешь ее и сухое сено собираешь в стожки. Так?

     — Так.

     — Мы попутно ведем разговор о жизни, помогая тебе разобраться в ней. Мы все радуемся жизни и делимся ею со всем миром. Согласен?

     — Да. Согласен. А причем здесь растения и птицы?

     — Когда мы заготавливаем сено, птицы поют?

     — Да.

     — А как поют?

     — Задорно.

     — А когда у нас затишье или ты грустишь?

     — Молчат или тихо щебечут, словно они меня поддерживают.

     — При этом они вторгаются в наш разговор?

     — Нет, скорее, дополняют, заостряют внимание.

     — Так. А давай вспомним, когда мы радуемся, то они что делают?

     — Кружат над нами, щебечут, радуются вместе с нами.

     — Так. А что происходит с растениями, когда мы говорим?

     — Их ветерок обдувает и доносит до нас какой-то шорох, шептание.

     — Хорошо, а что с ними происходит, когда мы грустим или уходим в осмысление сказанного?

     — Они затихают.

     — Ага, а что они делают, когда мы шутим и веселимся?

     — Притягиваются к нам.

     — Замечательно!

     Немного погодя я задаю вопрос бабе Гуле:

     — Мне все, о чем мы говорили, понятно, но непонятно, как мама и папа являются мне спутниками?

     — Да точно так же, как растения и птицы. Даже тогда, когда отец заявляет: «Я тебя породил, я тебя и убью». Или мама говорит: «Да на кой черт я тебя родила, этакого оболтуса, все равно никакого проку нет, только зря мучалась». Этим же они учат тебя уму-разуму, делятся с тобой своим горем, а твое право принимать  его на себя или нет.

    — Подожди, а как они меня этим учат?

    — А что они делают?

    — Показывают свою боль.

    — А какую боль?

    — Не знаю.

    — Что они сами рабы.

    — Это как?

    — Давай посмотрим, что с ними происходит, когда они это говорят.

    — Давай.

    — Представь себе, что ты отец, и говоришь своему сыну: «Я тебя породил, я тебя и убью». Что ты чувствуешь при этом?

    — Что я сказал эти слова сыну под каким-то давлением, тяжестью, а внутри меня — боль, хочется рвать и метать.

    — А что это такое — давление, тяжесть?

    — Разочарование в своей жизни, ощущение, что когда-то взял на себя лишнего. Какое-то ограничение. Чувство, что меня связали.

    — А что взял на себя лишнего?

    — Наверное, обязательства — одевать, кормить, поить, вырастить сына, сделать его человеком. Взял ответственность за его жизнь. Должен сына научить, поставить на ноги. Идет обида на него, что он неблагодарный. Я его кормлю, одеваю, а он не слушается, выкручивает мне руки. А как так? Ведь по-другому-то нельзя — дите не сможет без родителей поесть, одеться, встать на ноги?

    — Все очень просто. Отец, вернув сыну ответственность за его жизнь, будет все это делать не как обязанный, а с душой и любя. Дитя захочет поесть — закричит. Отец придет и накормит его. Дитю стало холодно — он его позовет, и отец его оденет. Ну, а подрастет — сумеет сам поесть и одеться. И все.

    — А почему в этом случае отец может сделать это же любя и с душой, а когда обязан — нет?

    — Потому что обязательство — это веревка, которая не дает отцу выбора, и она давит на него, заставляет его это сделать. А в другом случае — он делает все любя. Любит дитя, и любя, кормит его, одевает. Все делает только по охоте, и во благо себе.

    — Это как?

    — Ну-у, как — как… Как ты кушаешь?

    — Как! Ложкой.

    — Ну да, ложкой, только себе в удовольствие. Так?

    — Так-то, так. Но я ем, ради того, чтобы жить. А здесь непонятно.

    — А продолжать свой род хочешь?

    — Да.

    — А ты кормишь дитя для чего?

    — Чтобы продолжить род и внести в этот мир свою лепту.

    — А это тебе хочется делать в удовольствие?

    — Да.

    — Вот и все. А о каком таком ограничении ты говорил?

    — Хо-о! Я ограничен правилами семьи, своих родителей и общества.

    — Это, какие такие правила семьи и общества?

    — Чувствуется, что родители говорили отцу: дитя надо оберегать, не заставляй его что-либо делать, ему на свой век хватит, еще наработается. Общество навязало: дитя бить нельзя. Его надо любить даже тогда, когда оно не слушается, шалит или все делает назло. Оно же дитя, чего с него взять? Оно же бестолковое!

    — Так, а чем тебя связали?

    — Законом об уголовной ответственности.

    — А это как?

    — Все очень просто, убьешь дитя — тюрьма. Родил его — расти. Терпеть это — моя участь.

    — Ничего себе! А чего хочешь сказать сыну, когда ты говоришь: я тебя породил, я тебя и убью?

    — Ну-у, во-первых, я это говорю от бессилия. Нет больше сил сдерживаться, терпеть это. Нет сил изменить свою жизнь. Во-вторых, хочу показать, что сын мне не нужен как обуза, у него есть своя жизнь. Мне ответственность за его жизнь не нужна — она мне чуждая и не по силам. И этим я ему говорю: возьми, пожалуйста, сам ответственность за свою жизнь. Живи, как хочешь, только не трогай меня. Оставь меня в покое. И все.

    — А почему дитя — обуза?

    — Потому что я не могу жить сам — я обязан растить сына.

    — А как этим ты учишь сына?

    — Я показываю свои проблемы, свою слабость. А кому можно показать свою слабость и свои проблемы? Только самому близкому или родному человеку, поделиться с ним всем этим. А вот уж решает он сам, брать на себя мои проблемы или нет. Возьмет на себя — урок не удался, будет мучаться вместе со мной и нести этот крест всю жизнь, пока не поймет. Откажется — урок удался. Сын понял.

    — А что он понял?

    — То, что я говорю эти слова от бессилия, что хотел бы изменить свою жизнь, но не могу — на это тоже не хватает сил. Я хочу счастья сыну, но не могу его дать, потому что у меня связаны руки. И остались силы только на то, чтобы показать свою боль да сказать из последних сил: сынок, мне больно! Не повторяй моих ошибок!

    — Дак, выходит, отец сыну — спутник?

    — Да. Даже тогда, когда ему очень тяжело, ведь где-то внутри себя он понимает, что взвалил на себя непосильный груз, и рад бы его сбросить, но сил не хватает. И этими словами он просит о помощи — о том, чтобы сбросить с него этот груз.

    — Та-а-ак… А теперь представь себе, что ты мама, и говоришь своему сыну: да на кой черт я тебя родила, этакого оболтуса, все равно никакого проку нет, только зря мучалась. Что ты этим хочешь сказать сыну?

    — Что мне очень больно, нет больше сил с ним бороться. Что у меня связаны руки и ноги. Охота избавиться от непосильного груза.

    — Это с кем бороться-та?

    — С собой и с сыном.

    — Это как же понять?

    — Ну-у... Бороться с собой, понимая, что я что-то делаю не так. А бороться  с сыном — значит, заставлять его слушаться и жить так, как я ему велю.

    — А для чего ты ему велишь жить так, как ты хочешь?

    — Чтобы он не повторял моих ошибок. Ведь я уже что-то прожила и жизнь поняла, а она не проста — в ней много боли. И если он наступит на эту боль, то будет больно и мне, потому что он мой сын.

    — Понятно, но что это за боль?

    — Боль от того, что когда-то сделала ошибку, взяв ответственность за жизнь сына. Она меня душит. Не дает возможности жить. Постоянно идет внутренняя борьба и борьба с сыном. Он отстаивает свои права. А меня связывают обязательства и долг перед ним. Я не могу отпустить сына. Он бьется за свободу, а он — мой! Держу его, как хищник свою добычу, душу и прижимаю к стенке на столько,  на сколько меня душат обязательства и долг перед ним.

     — Да-а-а… А что тебе связывает руки и ноги?

     — О-ой… Тяжело стало… Какое-то давление… Правила семьи и общества, законы…

     — Какие такие правила семьи?

     — Мне мама говорила, что мать должна нести свой груз, воспитывая детей — это ее участь. Она говорила: «Я несла эту тяжесть всю жизнь. Ведь вас у меня шестеро. И во время войны одна выдержала — отец был на фронте. Я порой не знала, чем вас кормить. Ходили, как оборванцы. Но выдержала. Все живы. Все на ногах. У всех свои семьи. Свои дети. И сами даете напутствия им. Вот так и ты, терпи. Бог любит нас, терпеливых, и помогает нам. Пусть не всегда, но все же…»

     — Ну, а какие правила общества?

     — Мать — это героиня. Она детей рожает. У нее участь тяжелая. Все дети непослушные. А она терпит и тянет их в жизнь.

     — Х-м-м, а что это за законы?

     — Ребенка убивать нельзя — посадют. Да что это за мать, которая убивает свое дитя?! Непонятно.

     — Хорошо, а чему ты учишь сына, говоря «да на кой черт я тебя родила этакого оболтуса, все равно никакого проку нет, только зря мучалась»?

     — Хочу сказать ему: не сдавайся, борись за свою жизнь. Хочу показать сыну свою боль. Хочу, чтобы он не повторял моих ошибок, а в будущем строил семью так, чтобы не брал на себя лишнего. Это приводит к той тяжести, что я несу. Ну, вот, пожалуй, все.

     — Дак кто тебе мама с папой?

     Я, не задумываясь, ответил:

     — Спутники.

     А у самого все внутри сжалось, хочется рвать и метать.

     Баба Гуля, заметив это, спросила меня:

     — Увидел, что когда-то сделал не так, как хотелось бы?

     — Да.

     — А что не так?

     — Выбрал не тех родителей, родился не в то время.

     — Раз родился именно у этих мамы и папы и в это время, значит, это тебе необходимо! Может ты увидел свой жизненный путь и возможность что-то отработать, живя у них! Получить понимание! Определиться в чем-то! Есть такое?

     — Да, но почему они не могут сказать напрямую, что они хотят?

     — А разве они не говорили, что хотят видеть тебя……

     — Говорили.

     — Ну и что?

     — Как ну и что? Они же мне не говорили: вот, у нас такие-то проблемы, мы сделали такую-то глупость. Чтобы я в дальнейшем ее не совершал. Что им мешает это сделать?

     — Ну, я только могу предположить. В обществе о боли открыто говорить не принято — что о тебе тогда люди скажут? Тебе ведь врач тоже сказала: никому не говори о том, что ты видишь и слышишь мир по-другому. Все равно тебя никто не поймет, а в психушку упрятать могут.

     У меня все отпустило. Я выпрямился, и злость ушла...

Картина дня

наверх