Егоров был обычный адвокатом, защищавшим обычных уголовников в обычных серо-неприглядных судах. Скучнейшая повседневность превращалась в годы жизни, которые тихо шли своим чередом. И лишь вечерами, оставив жену, спящую перед телевизором, он превращался в иного человека. Разложив многочисленные толмуты иудейских законов и библейские материалы, он становился искренним адвокатом Иисуса. Каждый вечер он проигрывал ярчайшую речь защитника Иисуса, все в новых и новых вариантах. Это было не хобби, это было его духовной потребностью, которая окрыляла его и делала жизнь значимой. Законы иудеев, принятые под воздействием Моисея, содержали в себе достаточно справедливые нормы, например:
- Судьи должны были сделать все возможное, чтобы спасти обвиняемого. Преступления, караемые смертью, рассматривались минимумом 23 судьями, и если не было ни одного судьи, проголосовавшим в защиту подсудимого, то такой приговор считался недействительным. Писцы записывали мнение судей.
- Свидетелей предупреждали об ответственности, допрашивали отдельно, показания должны были принципиально совпадать.
Были и потрясающее правила, которые свидетельствовали, как тщательно закон подходил к участи обвиняемого. Например, нельзя было рассматривать обвинение перед субботой или праздником. И преступления караемые смертью, начинались с защиты.
Последнее правило его прямо заводило, Он мысленно представлял себя защитником Иисуса, не выслушав даже обвинения! Вот оно! Можно было говорить и говорить, а 23 судьи должны были его слушать и слушать…О! Он включал в свою речь всю любовь, все чаяния человечества.
Все свои познания и свое понимание Миссии, которые он досконально изучил, штудируя доступную литературу и прочувствовал своим сердцем.
Но затем он делал паузу… как специалисту, надо было вернуться к конкретной ситуации, которая произошла с судилищем над Иисусом. Она была, - не просто незаконной, она была издевательской. О законе речи здесь вообще не было. И все-таки он скурпулезно пытался собрать нарушения в единый документ, просто как порядочный, аккуратный профессионал.
- До ареста Иисуса, суду не было представлено обвинение, не было свидетельств в защиту, все судьи были заинтересованными лицами, а конкретней, - просто его врагами. Процесс был закрытый, был поиск лжесвидетелей для осуждения на смерть. Утверждение Иисуса, о том, что он Мессия, было истолковано, а вернее подло извращено, как богохульство, на основании которого и было «состряпано» обвинение.
1. Ему надо было строить речь по данным фактам. Заявлять ходатайства об отводе судей, об открытости процесса, находить правдивых свидетелей. Конечно, все его желания вряд ли играли бы роль заявлений, так как прав у защитника таких не было. Не было смысла показывать свое противостояние суду. Это - ошибочная тактика.
2. Значит, ставка должна была быть сделана на показание Иисуса Христа, в котором он дал утвердительный ответ, что он сын Благословенного. То есть «богохульство», на котором было построено обвинение, - сделать его защитой. Доказать его правоту? Нет. Это невозможно, в тех условиях, когда слова Иисуса подвергались субъективной оценке так называемых «объективных судей». И такая тактика стала бы его крупнейшей ошибкой.
3. Значит надо идти другим путем. Нарушение процессуальных норм… не акцентируя внимание на ответе Иис уса, и на замене судей, закрытости процесса. Должна быть речь направлена только на один момент: Обвинение, построенное на словах обвиняемого, по Иудейским законам – является не правомерным. Но это и произошло. И такая тактика защитника, пожалуй, самая верная. Но тогда пропадает вся его заготовленная пламенная речь о Миссии! Нужно полное молчание: только речь о нарушении самого процесса, а вернее, судилища, - в главном пункте. Все. Коротко и ясно.
Но каждый вечер, он проигрывал эти вопросы заново, и вновь возникали варианты…и вновь лилась его великолепная, отшлифованная годами, речь в защиту Иисуса Христа. И ничего он не мог с собой поделать. Это была его духовная жизнь. Это была его истинная сущность, скромного адвоката уголовников.
А надо было еще мысленно сопровождать своего подзащитного к римскому прокуратору Понтию Пилату. Он уже не мог выступать в роли официального защитника, он просто отмечал, что же можно было сделать для Иисуса? Он даже видел эту картину перед собой, как ФИЛЬМ: Обвинение в богохульстве вдруг превращается в подстрекательство к мятежу. И Пилат, чувствуя явную подтасовку в обвинении и ложь, вначале пытается Иисуса освободить, заменив смертную казнь его телесным наказанием.
«Разве вам этого мало?» Но оказалось, мало… и Пилат не может рисковать отношениями с иудеями. Он просто испугался. Можно ли судить Пилата за этот поступок? Вряд ли… когда на весы ставится совесть и свое благополучие, люди частенько выбирают второе. Что может сказать Пилату, он, Егоров? Взывать к совести? Или начать проповедовать ему? Наверное, да. И то, и другое, если хочешь спасти Иисуса Христа…если бы была хоть малейшая возможность.
Иисус был невиновен. Но он, Егоров, представитель закона, ничего не смог бы изменить в этом судилище. Все было предрешено. Все было так задумано изначально, урок любви и смирения против несправедливости человеческой.
Но почему же он каждый вечер, вновь открывал толмуты иудейских законов и снова начинал в уме прокручивать речь защитника Иисуса?
Я намеренно не смотрела мощные материалы юристов по поводу судилища над Иисусом, иначе рассказ бы превратился в научный труд, а он должен быть простым и незатейливым. Поэтому простите за неквалифицированность. Здесь важнее для меня само умонастроение героя.
Свежие комментарии