Шоу-бизнес

История одной песни.Там вдали за рекой.

Давайте вспомним об «арестантских песнях», о довольно яркой представительнице которых сегодня и пойдёт речь.

В 1924 году некий эстонский поэт и переводчик Николай Кооль представил друзьям своё новое произведение – стихотворение «Смерть комсомольца»… Что было до и после того, попробую кратко рассказать.

Новости СМИ2

Николай Мартынович Кооль родился 4 декабря 1903 года в Боровичском уезде Новгородской губернии и до своего шестнадцатилетия жил на хуторе, что рядом с деревней Волок, со своим отцом – эстонским арендатором небольшого поместья Мартыном Коолем. В 1919 году Кооль покинул отчий дом, как он писал «спасаясь от голода», и попал в Белгород, где довольно скоро стал бойцом ЧОНа (Частей Особого Назначения – военно-партийных отрядов в 1919-25 годах при партийных организациях для помощи вновь организованным Советским органам в борьбе с контрреволюцией) и попутно отказался от «отца-кулака». Паренька, как говорится, приметили особисты, которые его и «усыновили» вновь. Оставив рассказы про «кровавую гэбню» и прочие ужасы продразвёрстки, можно сказать, что в своей службе Кооль весьма преуспел, вошёл в состав укома комсомола и возглавил уездный политпросвет. Может, полученное ранение в ходе одной из «спецопераций», может ещё что-то стукнуло в молодую бесшабашную голову, но у молодого бойца вдруг открылся «глубокий литературный дар» – юноша сочинил сценарий так называемой «Комсомольской пасхи», согласно которому на праздник Великой Пасхи комсомольцы, впрягшись в повозку, должны были возить куклу, изображающей Бога соответствующей надписью для особо непонятливых. У него и псевдоним был «Колька-лекарь». Собрав необходимое количество желающих «оттопыриться», куклу, аки чучело на языческих празднествах, планировалось тривиально сжечь. Для пущего «веселья» Кооль и придумал соответствующие слова: «Долой монахов, раввинов, попов! На небо мы залезем — разгоним всех богов!» Фанатики всегда ценились в определённых узких кругах специалистов особого толка – Кооля также заметили и отправили на учёбу в Курск, где после окончания губернской совпартшколы назначили заведующим полтипросветотделом в Курском райкоме комсомола в 1923 году. Тогда же он решил развить свои литературные таланты. Поэт писал:

«Первый мой рассказ „Смычка“ был опубликован в первомайском номере „Курской правды“ в 1923 году. После этого печаталось немало моих стихов, заметок и раешников в „Курской правде“ и в её еженедельном приложении „Комсомолец“. Я часто подписывал их псевдонимом „Колька Пекарь“».

И, наконец, в 1924 году и произошло то событие, которому посвящена эта статья – Николай Мартынович написал свои бессмертные вирши. Евгений Долматовский нашёл эти стихи наивными и очень искренними – в них автор использовал часто используемый в различных народных песнях сюжет, в котором умирающий воин просит своего верного коня или друга что-то кому-то передать, естественно, пафосно-героическое, дабы придать своей смерти смысл. Сам Кооль рассказывал, что сочиняя своё стихотворение он, отчего-то, припоминал старинную песню «Лишь только в Сибири займется заря», которая дала ему некий ритмический рисунок. В апреле того же года, в СССР впервые по окончании Гражданской войны провели первый призыв в регулярную армию, так сказать, мирного времени. В числе первых призывников оказался и Николай Кооль. Тут-то и пригодилась найденное новобранцем в своих потайных карманах стихотворение, использованное в дальнейшем в качестве строевой песни. Песню пели красноармейцы, маршируя на Ходынском поле Москвы, откуда она и разлетелась по всей стране, после чего довольно долгое время считалась «народной» – лишь годы спустя Кооль доказал своё авторство. Тогда он был еще очень молодым человеком, сам он тогда, судя по песне, пороха не «нюхал», на фронте не воевал, потому что даже в песне есть слова «сотня юных бойцов из буденовских войск», а у буденовцев были не сотни, а эскадроны, на разведку посылали не юных бойцов, а самых опытных. Да и что это за разведка, которая ввязывается в бой – увидела разведка позиции противника и поскакала в атаку… Разведка вообще выполняет другие функции. Сотня бойцов против роты деникинцев – это уже битвой называется… Хотя сошло для народной песни. Кооля как раз в это время призвали в армию, он служил где-то под Москвой. Там он эту песню и «выдал», она пошла, ее запели красноармейцы, запели, потому что песен не хватало. А Кооль забыл о своем авторстве, он шла как народная. Коль служил в органах, служил в ГПУ, получил несколько образований, но далеко не продвинулся, оставался на уровне преподавателя техникума. И только на старости лет он вспомнил об авторстве, нашел «Курскую правду» с этой песней, и только тогда он доказал, какой он великий автор. Хотя ничего другого великого и замечательного он не создал, потому что других замечательных стихотворений, таких песен, которые можно взять и переделать, ему больше потом не попалось.

Александров А.В.

В итоге, где-то в 1928 году широко известный профессор Московской консерватории, регент Храма Христа Спасителя, выдающийся хоровой дирижер и композитор Александр Васильевич Александров «творчески переработал» народно-красноармейскую строевую песню, и свет увидел законченное произведение – песню «Там, вдали, за рекой».

Будем считать, кое-что прояснили.

Однако Николай Мартынович немного слукавил, говоря об источнике своего вдохновения, упоминая лишь песню ссыльно-пересыльных – а именно такие песни и относили к жанру «арестантских», воспевающих не только «горе и страдания», но и просто вызывающих жалость к героям песен. Ритм жалостливого «исходника» неизвестного автора оказался немного другим:

«Лишь только в Сибири займется заря,
По деревням народ пробуждается.
На этапном дворе слышен звон кандалов —
Это партия в путь собирается».

При этом мелодия лишь немногим отличается от обработки Александрова. Поэтому, вполне заслуживает внимания и нижеследующий «промежуточный вариант» – песня «За рекой Ляохэ», которая также могла служить путеводной нитью для Кооля.

Мищенко П.И.

…Это случилось во время Русско-Японской войны. Сводный казачий отряд генерала Павла Ивановича Мищенко, кстати, уроженца Дагестана, был отправлен в рейд по тылам японцев. Командующий Маньчжурской армией Алексей Николаевич Куропаткин

основными целями этого рейда определил диверсию на железной дороге и захват порта Инкоу. С отрядом порядка 7500 сабель, 26 декабря 1904 года Мищенко благополучно переправился через реку Ляохэ, проник вглубь японского тыла и подошёл к Инкоу. Отдадим должное японской разведке, которая знала о целях и задачах отряда Мищенко. Соответственно, казаки встретили упорное сопротивление – несколько часов боя не принесли русским бойцам никакого результата, и, избегая окружения подходящим японским подкреплением, отряд отошёл на север, попутно уничтожив железнодорожную станцию. Однако, под деревней Синюпученза, казачье войско было всё-таки окружено, но проявив чудеса стойкости и храбрость, бойцы отбросили японцев и вернулись в расположение Русской армии. Хоть этот набег и не имел положительного значения – отряд Мищенко был обнаружен и оттеснён в итоге на западный берег реки Ляохэ, что дало японцам право заявить протест России в нарушении международных правовых норм, поскольку этот берег реки вообще был уже территорией Китая, то есть, совершенно неприкосновенной, – казаки таки добились некоторых результатов. За 8 дней рейда они уничтожили около 600 солдат противника, разобрали два участка железнодорожного полотна, сожгли несколько продовольственных складов, прервали сообщение по телеграфным и телефонным линиям, пустили под откос два поезда, захватили несколько десятков пленных и сотни повозок с различным имуществом. Однако и отряд понёс большие потери – погибло более 400 русских солдат. Вскоре казаки посвятили этому рейду свою песню, вполне возможно, впрочем, являющейся искусно выполненной современной поделкой «новых казаков» для улучшения своего имиджа и поднятия «исторической роли»:

«За рекой Ляохэ загорались огни,
Грозно пушки в ночи грохотали,
Сотни храбрых орлов
Из казачьих полков
На Инкоу в набег поскакали».

Как вы понимаете, мотивчик песни был уже известный нам – это даёт право предполагать, что музыка была действительно народной, а Александров только немного обработал её «напильником». Подтверждая теорию арестантских песен, существует несколько народных текстов. Например, уже упомянутая песня «Лишь только в Сибири займется заря» неизвестного автора:

Лишь только в Сибири займется заря,
По деревням народ пробуждается.
На этапном дворе слышен звон кандалов —
Это партия в путь собирается.

Арестантов считает фельдфебель седой,
По-военному строит во взводы.
А с другой стороны собрались мужики
И котомки грузят на подводы.

Вот раздался сигнал: — Каторжане, вперед! —
И пустилися вдоль по дороге.
Лишь звенят кандалы, подымается пыль,
Да влачатся уставшие ноги.

А сибирская осень не любит шутить,
И повсюду беднягу морозит.
Только силушка мощная нас, молодцов,
По этапу живыми выносит.

Вот раздался сигнал, это значит – привал,
Половина пути уж пройдена.
А на этом пути пропадает народ:
Это нашим царем заведено.

Молодцы каторжане собрались в кружок
И грянули песнь удалую,
Двое ссыльных ребят, подобрав кандалы,
Пустилися в пляску лихую.

Или такой вариант «Когда на Сибири займется заря», известный ещё со второй половины XIX века:

Когда на Сибири займется заря
И туман по тайге расстилается,
На этапном дворе слышен звон кандалов –
Это партия в путь собирается.

Каторжан всех считает фельдфебель седой,
По-военному ставит во взводы.
А с другой стороны собрались мужички
И котомки грузят на подводы.

Раздалось: «Марш вперед!» — и опять поплелись
До вечерней зари каторжане.
Не видать им отрадных деньков впереди,
Кандалами грустно стонут в тумане.

Не так давно вышла книга Валерия Шамбарова «Песни царской России плененные большевиками»,

Но это еще не вся история песни. У нее существуют более глубокие (древние) корни. Они ведут к цыганскому романсу на стихи, написанные в 1862 году Всеволодом Крестовским «Андалузянка». Существует очень похожий по тексту, по мелодии романс «Афонская ночь». Впрочем с уверенностью говорить о совпадении мелодий не приходится. В передаче «В нашу гавань заходили корабли» Алла Смирнова исполнила этот романс на мелодию «Там вдали за рекой».

Андалузская ночь горяча, горяча,
В этом зное и страсть, и бессилье,
Так что даже спадает с крутого плеча
От биения груди мантилья!

И срываю долой с головы я вуаль,
И срываю докучные платья,
И с безумной тоской в благовонную даль,
Вся в огне, простираю объятья...

Обнаженные перси трепещут, горят, —
Чу!.. там слышны аккорды гитары!..
В винограднике чьи-то шаги шелестят
И мигает огонь от сигары:

Это он, мой гидальго, мой рыцарь, мой друг!
Это он — его поступь я чую!
Он придет — и под плащ к нему кинусь я вдруг,
И не будет конца поцелую!

Я люблю под лобзаньем его трепетать
И, как птичка, в объятиях биться,
И под грудь его падать, и с ним замирать,
И в одном наслаждении слиться.

С ним всю ночь напролет не боюсь никого —
Он один хоть с двенадцатью сладит:
Чуть подметил бы кто иль накрыл бы его —
Прямо в бок ему нож так и всадит!

Поцелуев, объятий его сгоряча
Я не чую от бешеной страсти,
Лишь гляжу, как сверкают в глазах два луча, —
И безмолвно покорна их власти!

Но до ночи, весь день, я грустна и больна,
И в истоме всё жду и тоскую,
И в том месте, где он был со мной, у окна,
Даже землю украдкой целую...

И до ночи, весь день, я грустна и больна
И по саду брожу неприветно —
Оттого что мне некому этого сна
По душе рассказать беззаветно:

Ни подруг у меня, ни сестры у меня,
Старый муж только деньги считает,
И ревнует меня, и бранит он меня —
Даже в церковь одну не пускает!

Но урвусь я порой, обману как-нибудь
И уйду к францисканцу-монаху,
И, к решётке склонясь, всё, что чувствует грудь,
С наслажденьем раскрою, без страху!

Расскажу я ему, как была эта ночь
Горяча, как луна загоралась,
Как от мужа из спальни прокралась я прочь,
Как любовнику вся отдавалась.

И мне любо тогда сквозь решетку следить,
Как глаза старика загорятся,
И начнет он молить, чтоб его полюбить,
Полюбить — и грехи все простятся...

Посмеюсь я тайком и, всю душу раскрыв,
От монаха уйду облегченной,
Чтобы с новою ночью и новый порыв
Рвался пылче из груди влюбленной.

Ах Афонская ночь.

Ах, афонская ночь так была хороша!
В небе черном звезда загоралась.
На терновой скамье под чинарой густой
Я монаха всю ночь дожидалась.

Нет родных у меня, нет друзей у меня.
Старый муж только деньги считает.
Он так любит меня, так ревнует меня:
Даже в церковь одну не пускает.

Убегу от него, убегу всё равно,
Убегу к молодому монаху.
Я его обниму, сколько хватит мне сил,
Ведь люблю я монаха без страха.

Ах, афонская ночь так была хороша!
В небе ясном заря загоралась.
На терновой скамье под чинарой густой
Я с монахом всю ночь целовалась.

Две последние строки куплетов
повторяются.

Здесь сразу вспоминается романс "Ах, зачем эта ночь". Вот е исполнение: 5 канал ТВ.

"В нашу гавань заходили корабли".
Эфир от 13.03.2011г.
Петр Налич и Сергей Соколов.

Созвучность мелодий всех этих романсов очевидна. Возможно, старинный романс "Андалузянка" утратил свою мелодию, подзабылась она. И потому он стал исполняться
на популярный мотив песни "Там вдали за рекой".

Песня «За рекой Ляохэ» (~1905) неизвестного автора:

За рекой Ляохэ загорались огни,
Грозно пушки в ночи грохотали,
Сотни храбрых орлов
Из казачьих полков
На Инкоу в набег поскакали.

Пробиралися там день и ночь казаки,
Одолели и горы, и степи.
Вдруг вдали, у реки,
Засверкали штыки,
Это были японские цепи.

И без страха отряд поскакал на врага,
На кровавую страшную битву,
И урядник из рук
Пику выронил вдруг —
Удалецкое сердце пробито.

Он упал под копыта в атаке лихой,
Кровью снег заливая горячей,
Ты, конёк вороной,
Передай, дорогой,
Пусть не ждёт понапрасну казачка.

За рекой Ляохэ угасали огни.
Там Инкоу в ночи догорало,
Из набега назад
Возвратился отряд.
Только в нём казаков было мало...

Максим Кривошеев и Трио ВОЛЬНИЦА - За рекой Ляохэ

ПЕСНИ КАЗАКОВ ЗА РЕКОЙ ЛЯОХЭ

За рекой Ляохэ - казачий хор "Тверь"

Стихотворение «Смерть комсомольца» Николая Кооля (1924):

Там, вдали, за рекой,
Засверкали огни,
В небе ясном заря догорала, —
Сотня юных бойцов
Из будённовских войск
На разведку в поля поскакала.

Они ехали долго в ночной тишине
По широкой украинской степи,
Вдруг вдали у реки
Засверкали штыки:
Это белогвардейские цепи.

И без страха отряд
Поскакал на врага,
Завязалась кровавая битва,
И боец молодой
Вдруг поник головой,
Комсомольское сердце пробито.

Он упал возле ног
Вороного коня,
И закрыл свои карие очи:
«Ты, конёк вороной,
Передай дорогой,
Что я честно погиб за рабочих».

Там, вдали, за рекой
Уж погасли огни,
в небе ясном заря загоралась.
Капли крови густой
Из груди молодой
На зелёные травы сбегали.

Хор русской песни ЦТ и ВР Там вдали, за рекой

А вот песня «Закинут, заброшен я в Северный край», записанная М. А. Лобановым в 1992 г. в Ленинграде от Ефросиньи Александровны, в девичестве Дунаевой, которая слышала её в родной деревне от раскулаченных из Саратовской губернии в 30-х годах:

Закинут, заброшен я в Северный край,
Лишён драгоценной свободы.
И вот протекает вся молодость моя,
Пройдут самые лучшие годы.

Товарищи-друзья раскулачили меня,
Во что ж вы меня превратили?
Богатство мое все пошло ни во что,
На север меня проводили.

И вот я впоследствии на севере живу,
Никто на свиданье не ходит,
В неволе сижу и на волю гляжу,
А сердце так жаждет свободы.

Однажды толпа любопытных людей
Смотрела с каким-то надзором,
Как будто для них я разбойником был,
Разбойником, тигром и вором.

Товарищи-друзья, вы не смейтесь надо мной,
Быть может, и с вами случится:
Сегодня — герой, а назавтра с семьей,
Быть может, придется проститься.

И тут уж понеслось…
Вряд ли нижеследующий текст является подлинным, но даже как новодел он обязан был появиться :

Там, вдали за рекой,
Засверкали огни,
В небе ясном заря догорала.
Сотня юных бойцов
Из деникинских войск
На разведку в поля поскакала.

Они ехали долго
В ночной тишине
По широкой украинской степи.
Вдруг вдали у реки
Засверкали штыки:
Это красноармейские цепи.

И без страха отряд
Поскакал на врага,
Завязалась кровавая битва.
И казак молодой
Вдруг поник головой —
Это русское сердце пробито.

Он упал возле ног
Вороного коня
Смежил очи казак от бессилья —
Ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно погиб за Россию...

Там, вдали за рекой,
Уж погасли огни,
В небе ясном заря разгоралась.
Сотня юных бойцов
В стан деникинских войск
Из разведки назад возвращалась.

А потом и такой:

Hад Синаем-рекой
Зажигались огни
Сотня юных бойцов
Hа разведку в Каир поскакала

Они ехали молча в ночной тишине
По широкой израильской степи
Вдруг вдали у реки
Засверкали штыки —
Это были арабские цепи

И бесплатно отряд
Поскакал на врага
Завязалась кровавая драка
И аид молодой
Вдруг поник головой —
Рабиновича ранило в ... (спину)

Он упал между ног вороного коня
Конь прикрыл свои карие очи.
«Ты конёк вороной... вынимай, дорогой...
Ведь я умер, но кончил – не очень».

Для ценителей китайских иероглифов для разминки:

1、远在小河的对岸有点点火花，
天空褪去了最后的晚霞，
一连青年骑兵，一齐跳上战马，
跃过田野到前面去侦察。

2、他们在静静的黑夜里纵马向前，
长久奔驰在辽阔的草原，
突然远远河边，刺刀光芒一闪，
原来这里是白军的防线。

3、队伍扑向那敌人，锐势不可当，
和那白匪军血战了一场，
一个青年战士，突然受了重伤，
共青团员他跌倒在地上。

4、倒在地上，他慢慢地合上眼睛，
他向自己的铁青马叮咛：
“马儿呀，我的战友，转告我的亲人，
我为工人阶级而牺牲。”

5、小河对岸的火花已不再闪耀，
黑夜过去了，天边已破晓。
年轻人的胸口，流出许多鲜血，
鲜血染红了青青的野草。

Вьетнамский перевод песни «Там, вдали, за рекой» от Silver John:

Đằng bờ sông xa đang thấp thoáng bao ánh lửa bập bùng.
Phía chân mây xa, đang tắt đi rồi ráng chiều.
Có bao nhiêu người chiến sĩ,
Phóng trên lưng ngựa vút đi tuần tra khắp nơi
Dọc ven sông, khắp cánh đồng.

Và họ ra đi, đi rất lâu trong bóng đêm im lặng.
Khắp trên thảo nguyên, đây đất U-krai-in-na
Bỗng phía xa bờ sông ấy,
Có toán quân bạch vệ binh, cùng bao lưỡi lê
đầy hung hăng, đang tuốt trần.

Đoàn ngựa phi lên giữa đám đông, không phút giây run sợ
Với quân gian kia, trận chiến sinh tử bắt đầu.
Bỗng có một chàng chiến sĩ,
Ngã gục đầu vì bị đâm
Và ôi trái tim đầy thanh xuân đã nát rồi.

Và chàng thanh niên trong chiến đấu đã ngã bên chân ngựa.
Khép đôi mắt nâu, anh khẽ nói thầm với ngựa:
“Hãy nghe tôi, ngựa đen hỡi;
Nói giúp tôi người tôi yêu
Rằng tôi chết đi đầy vinh quang vì mọi người.

Đằng bờ sông xa im ắng lắm, đã tắt bao ánh lửa
Phía chân mây xa đang sáng lên bình minh rồi.
Biết bao nhiêu dòng máu nóng
Rơi xuống từ ngực trẻ trung
Để cho mãi xanh ngàn lá cây ở chốn này.

А также перевод на иврит:

שָׁם לְיַד הַנָּהָר נִדְלְקוּ הָאוֹרוֹת,
בַּשָּׁמַיִם הַשַּׁחַר דָּהָה אָז.
לוֹחֲמִים כְּמֵאָה, שֶׁבּוּדִיוֹנִי גִּיֵּס
דָּהֲרוּ כְּדֵי לָתוּר אֶת הָאָרֶץ.

בְּרַחְבֵי עֲרָבָה אוּקְרָאִינִית רָכְבוּ
בַּדְּמָמָה הַלֵּילִית הַנִּמְשֶׁכֶת,
וּפִתְאוֹם מִלְּפָנִים נָצְצוּ כִּידוֹנִים —
הַצָּבָא הַלָּבָן בָּא בְּשֶׁקֶט.

בְּלִי מוֹרָא הַפְּלֻגָּה עָטָה עַל הָאוֹיֵב,
קְרַב דָּמִים עַל יָמִין וְעַל שְׂמֹאל הוּא,
וְלוֹחֵם צְעִיר הַגִּיל מַבָּטוֹ אָז הִשְׁפִּיל,
כִּי פֻּלַּח לִבּוֹ הַקּוֹמְסוֹמוֹלִי.

הוּא צָנַח לְרַגְלָיו שֶׁל סוּסוֹ הַכָּסוּף
אֶת עֵינָיו הוּא עָצַם, וְאֵינֶנּוּ:
«סוּסוֹנִי כְּסוּף הָעוֹר, יַקִּירִי, אָנָּא מְסֹר,
שֶׁנָּפַלְתִּי בְּעַד פּוֹעֲלֵינוּ».

שָׁם לְיַד הַנָּהָר כְּבָר כָּבוּ הָאוֹרוֹת,
בַּשָּׁמַיִם הַשַּׁחַר בָּעַר אָז.
לוֹחֲמִים כְּמֵאָה, שֶׁבּוּדִיוֹנִי גִּיֵּס
הֵם הִגִּיעוּ מִתּוּר אֶת הָאָרֶץ.

Не остались в стороне и украинские националисты. С пеной у рта они доказывают, что наглые "русские тырят музыку". В доказательство своих слов приводят песню «Попрощався стрілець», которую «москалі співали на її мотив „Там вдалі, за рєкой“» :

Попрощався стрілець зі своєю ріднею,
Вирушав він в далеку дорогу.
За свій рідний край, за стрілецький звичай
Ми йдемо за свою перемогу.

А вітер колише шовкову траву,
Молодий дуб додолу схилився,
Листям шелестить... Вбитий стрілець лежить,
Над ним коник його зажурився.

«Ой коню, мій коню, не стій наді мною,
Я тимчасом полежу прикритий.
Лети, коню мій, скажи неньці рідній,
Що я лежу у степу забитий.

Най батько, і мати, і ріднії сестри,
Нехай вони за мною не плачуть.
Я в степу лежу, за ріднею тужу,
Чорний крук наді мною вже кряче».

Багато козаків лягло за Вкраїну,
І ніхто з них вже більше не встане.
А Вкраїна була, а Вкраїна жива
І за волю свою вже повстала.

Ну подумаешь, что гармонический рисунок (Am-E-Am-G-G7-C-F-G-C-Am-E-Am) в принципе другой — кого волнуют эти мелочи? Спёрли — и всё тут!

«Розпрощався стрілець» — галицкий вариант украинской песни у донских казаков:

Розпрощався стрілець із своєю ріднею
І поїхав в далеку дорогу —
За свій рідний край, за козацький звичай,
Йшов у бій за свою перемогу.

А вітер колише високу траву,
Молодий дуб додолу схилився,
Листям шелестить, вбитий стрілець лежить,
Його коник над ним зажурився.

Ой, ти коню, мій коню, не стій наді мною,
Я полежу на землі невкритий.
Ти біжи, коню мій, скажи неньці рідній,
Що я за Україну убитий.

Нехай батько і мати, і сестри, і брати —
Нехай вони за мною не плачуть.
Я у степу лежу, по Вкраїні тужу,
Чорний крук наді мною все кряче.

Ряди ж за рядами стрільці йдуть полками,
До походу гармати їм грають.
А за їхню честь лиш березовий хрест,
Дрібні сльози на землю спадають.

Розпрощався стрілець із своєю ріднею
Та й поїхав в далеку дорогу –
За свій рідний край, за козацький звичай,
Йшов у бій за свою перемогу.

А в 1989 году песню «По зчорнілій ріллі» про части украинских сечевых стрельцов аки украинской повстанческой армии творчески переработал Анатолій Сухий :

По зчорнілій ріллі за рядами ряди
Ми йдемо за своїми братами, —
Через гори й ліси ми криваві сліди
Залишаєм важкими ногами.

Через гори й ліси — так мандруємо ми,
А над нами мчать круки ключами,
Мов ті круки ключем ми у даль сіру йдем,
Мов ті сироти йдемо полями.

Гайвороння сумне кряче нам де-не-де,
— Де бредете чужими краями?
— Щоб спустити гроби, де сплять наші брати,
Що лягли там за край головами.

Пробегающие мимо Мурзилки International набросали свой текст:

Там вдали не умеет никто уравлять
Барахлит экономика, стерва,
Сотню юных бойцов-управленцев-дельцов
С президентского взяли резерва.
Сотню юных бойцов-управленцев-дельцов
С президентского взяли резерва.
Они ехали долго в ночной тишине
По чужим городам да селеньям,
Чтобы местным бойцам настучать по лицам
И забрать на местах управленье.
Чтобы местным бойцам настучать по лицам
И забрать на местах управленье.
Закипела работа в проблемных местах,
С упырями кровавая драка,
Был побит бюрократ, знай, как ссориться, гад
С президентским резервом, собака.
Был побит бюрократ, знай, как ссориться, гад
С президентским резервом, собака.
И устало, боец, расчехлил свой iPad,
Пот ладонью натруженной вытер.
Президент, дорогой… Все в порядке, родной —
Написал он, естественно в Twitter.
Президент, дорогой… Все в порядке, родной —
Написал он, естественно в Twitter.

Ее умудрились и братки переделать под себя.

Профессор Лебединский "Там вдали у метро"

Так что можно с твердой убедительностью сказать, что музыка была народно-жалостливой, тексты к которой сочинялись всеми, кому не лень – как и всякая народная песня, она не имеет конкретного изначального автора, а лишь является отражением историко-географических событий, участниками которых являются сочинители. Просто песне "Там, вдали, за рекой" тривиально повезло стать самой популярной версией и, как следствие, жертвой подобных мне копателей истины.