На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

ШАГ НАВСТРЕЧУ

23 957 подписчиков

Свежие комментарии

  • Jolie
    затолокин))они ждали-ждали тебя 5 лет и "померли от тоски"))))А где все? С НОВЫ...
  • Jolie
    нихде)))🤣🤣🤣🤣🤣🤣🤣Когда деревья был...

Великие истории любви. Ахматова и Модильяни.

   Об Ахматовой написано много материалов и много чего можно найти о ее судьбе, но я хочу рассказать об одной истории о ней, касающейся любви, длинною в жизнь.


   Анна Ахматова о своей личной жизни рассказывать никогда не любила. Лишь ее стихи и рассказы друзей могли пролить свет если и не на романы поэтессы, то на ее чувства к любимым мужчинам. Но самой загадочной считается история ее любви с итальянским художником Амедео Модильяни. Это чувство настигло поэтессу, когда ей едва исполнилось 20 лет.

   Впервые они встретились в мае 1910 года, во время — парадокс судьбы — ее свадебного путешествия с мужем Николаем Степановичем Гумилевым.

   Они обвенчались незадолго до этого — 25 апреля. Она вышла за Гумилева, друга своего детства, после семи лет его настойчивости. Николай некрасиво шепелявил, имел, как утверждают, бесформенные черты лица, наконец, он был в нее слишком сильно влюблен, что для молодой девицы — бесспорный недостаток… Но, пережив крушение романа с блестящим светским юношей, Голенищевым-Кутузовым, и по молодости еще не зная, что на смену одной, рухнувшей, любви со временем — и порой очень скоро — приходит другая, Анна не нашла ничего лучше, чем выйти за Гумилева, не любя.

   Модильяни же жил в Париже с 1906 года. Он приехал туда с целью заявить о себе как о талантливом молодом художнике и попутно брать уроки у французских живописцев. Он был очень беден и никому не известен, однако приглянулся девушке своим изяществом, аристократичностью, чувствительностью и непонятным спокойствием.
   Они встретились в самом центре Парижа. На Анну заглядывались многие мужчины, и Модильяни не стал исключением. Говорят, Гумилев понимал, что слишком свободную, захваченную чувственным вихрем жизни, вольнолюбивую Анну, остановить невозможно.
   Гумилев привел молодую жену в “Ротонду” — кафе, где собиралась вся художественная и литературная богема Парижа. Там ее и заприметил Модильяни. Он был нараспашку, раскрывал перед всеми свою веру в жизнь … а потом одержимый и пьяный рвал в клочья разлинованную бумагу, потому что не мог достичь одному ему известного предела.
   Она не могла его не заметить. Она изумилась, и это чувство, смешанное с желанием и восхищением, не мог не заметить ее муж.
   Гумилев приревновал жену, “Моди” в свою очередь устроил скандал из-за того, что Гумилев обращался к жене на русском, который окружающие не понимали. Их страсть была неудержимой, но по понятным соображениям, недолгой.
Он скромно испросил у нее позволения написать ее портрет, и Анна согласилась. Так начался их тайный и бурный роман, который мог бы закончиться там же, в Париже. В то время, как заметил Эренбург, «Ахматова еще не была Ахматовой, да и Модильяни еще не был Модильяни». Но оба были невероятно талантливы — и это притягивало их друг к другу.
   «... он был совсем не похож ни на кого на свете. Голос его как-то навсегда остался в памяти», — вспоминала Анна Андреевна много лет спустя.
   Модильяни был старше Ахматовой на пять лет. В те годы Амедео был абсолютно безвестным и непризнанным художником. Даже среди друзей, которые тем не менее относились к нему покровительственно. Как писал его друг Гийом Аполлинер, он находился «в отважных странствиях в поисках своей индивидуальности, в поисках самого себя». Она уже чуть-чуть «вкусила славы», опубликовав около двух десятков стихотворений в разных изданиях, и имя ее становилось известным в поэтических кругах. Теперь, впервые попав во Францию, она оказалась в центре парижской богемы, на «самом Монпарнасе». Однако долгие годы Ахматова не упоминала публично о своем знакомстве с Модильяни и встречах с ним. Она словно хранила в себе воспоминания об этом событии своей жизни, не желая ни с кем делиться им. Справедливости ради надо сказать, что и время не располагало к такой откровенности. И все же, думается, не это главное в ее молчании.
   Но, даже вернувшись домой в Петербург, Анна не могла забыть художника. Она продолжала писать стихи, посещала историко-литературные курсы и делала вид, что все, как обычно. Но однажды, во время отъезда Гумилева в Африку на целых полгода, Анна получила пылкое письмо от Амедео. Он писал, что не может ее забыть и мечтает снова встретиться. Вскоре письма с признаниями стали регулярными.И в каждом он ей признавался в любви. Из писем Модильяни:
«Вы во мне наваждение».
«Я беру вашу голову в руки и опутываю любовью».
   Когда вернулся из Африки муж, Анна не замедлила поссориться с ним из-за того, что тот посмел оставить ее так надолго, и, обиженная, умчалась в Париж, где пробыла целых три месяца. Это было началом краха их с Гумилевым брака. Это был апогей их с Модельяни любви. От друзей она слыхала, что Амедео, угнетаемый постоянной нищетой и безнадежностью, пристрастился к наркотикам и алкоголю. Но то, что она увидела по приезде, повергло ее в шок: Ахматову встретило осунувшееся, худое, бледное существо, имевшее мало общего с тем красавцем, которого она встретила почти год назад. Но даже сейчас, обросший бородой и заметно постаревший, он казался ей самым красивым мужчиной на свете. Его обжигающий, пронзительный взгляд остался прежним. Дни, проведенные с ним, Ахматова вспоминала до конца своей жизни.

 

Наталия Тртеьякова. Ахматова и Модильяни. У неоконченного портрета.

   В крохотной мастерской, заставленной холстами, Анна позировала художнику. Днём они вдвоем бродили по музеям, а по ночам совершали прогулки по городу. Художник писал ее портреты в разных образах, и ни разу за все время своего пребывания в Париже Анна не видела его пьяным. Но очень быстро выяснилась грустная для нее вещь: для Модильяни «стать как наркотик» не означало чего-то из ряда вон выходящего (в конце концов, к наркотикам ему было не привыкать).
   Она любила, он — нет. Анна разве что нравилась ему, Моди восхищался ее гибкостью (он звал ее циркачкой и канатной плясуньей), умением угадывать сны и мысли, ему нравилось гулять с ней в Люксембургском саду, болтая обо всем на свете: Анна, как ни одна другая знакомая ему женщина, умела все понять и вообще была умница. И еще она со своим узким и стройным телом была замечательной «обнаженной натурой», и Моди с увлечением рисовал ее.

Но подчинить встрече с этой женщиной всю свою жизнь? Это же совсем другое… Он все уходил куда-то, а Анне хотелось всякий миг проводить с возлюбленным. Она бесцельно слонялась под окнами его мастерской, пока Дэдо бродил бог знает где. И бросала ему в окно красные розы — цветок за цветком… Поначалу все это его умиляло, но очень скоро стало утомлять…
   Когда Ахматовой пришло время уезжать, Модильяни, прощаясь с ней, отдал ей несколько свертков с рисунками. Все, кроме одного, Ахматова долго прятала в надежном месте, чтобы сохранить тайну своих отношений. Но тот один висел (что выше) в изголовье ее кровати до конца ее жизни.


Больше Амедео ей не писал… Да и Гумилев не простил и вскоре покинул ее. Ахматова была в отчаянии, а Дэдо … но это отдельная и грустная история. Многое, очень многое из созданного Модильяни кануло невесть куда. 15 из 16 ню, подаренных Ахматовой, пропали при обыске у нее в Царском Селе в конце 1917 года. Примерно в то же самое время пропала и папка с рисунками, принадлежавшими писателю Илье Эренбургу. Поразительно, что вообще что-то сохранилось, с учетом того, как в сущности мало рисовал Модильяни.

   В отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге хранится рукопись ахматовской «Поэмы без героя» записаны следующие строфы, которые, по выражению поэта, «бродили на полях рукописи»:


«В синеватом Парижа тумане,
И наверно опять Модильяни
Незаметно бродит за мной.
У него печальное свойство
Даже в сон мой вносить расстройство
И быть многих бедствий виной.
Но он мне — своей Египтянке...
Что играет старик на шарманке,
А под ней весь парижский гул,
Словно гул подземного моря,
Этот тоже довольно горя
И стыда, и лиха хлебнул».


   Эти строки не вошли в поэму. Некоторые исследователи полагают, что они были написаны после ее второго посещения Парижа в мае-июне 1911 года.
   Вячеславу Всеволодовичу Иванову в этой связи Ахматова признавалась: «О главном написать нельзя — КАК он стоял под окном ночью. Смотрю сквозь окно в ночь — он снова там стоит».
   Что же касается «Египтянки», то Модильяни увлекался тогда Египтом и постоянно водил Ахматову в Лувр, в Египетский отдел, после чего и стал называть ее Египтянкой.
  Модильяни часто рисовал Ахматову. "Рисовал он меня не с натуры, а у себя дома, — эти рисунки дарил мне. Их было шестнадцать. Он просил, чтобы я их окантовала и повесила в моей комнате".
   «Рисовал он меня не с натуры, а у себя дома»… Это уточнение очень важно — оно тоже характеризует их отношения. Она не была для художника просто моделью, и тот факт, что он рисовал ее дома в ее отсутствие, означает: это было его внутренней потребностью.

   Художнику «с присущей ему визионерской прозорливостью удалось запечатлеть внутренний облик творческой личности. Перед нами не изображение Анны Андреевны Гумилевой 1911 года, но «ахронологический» образ поэта, прислушивающегося к своему внутреннему голосу».
   Именно искусствовед Николай Харджиев заметил сходство работы Модильяни с Микеланджело, но при этом он замечает: «Фигура на рисунке Модильяни статична и устойчива, как египетский сфинкс».
   Кстати, этот рисунок нравился и самой Ахматовой. Более того, он был самым любимым. Ей нравилось, что художник, встретив ее, 20-летнюю, и даже не зная, что она поэт, нарисовал умудренную жизнью скорбно одухотворенную женщину, словно угадав в юном существе ее будущий величественный образ.
 

 

 

Фото: Модильяни в своей студии в Бато-Лавуар. Конец 1915

   Это была их последняя встреча. Спустя девять лет Анна случайно наткнулась в журнале, посвященном искусству, на небольшой некролог, в котором сообщалось о смерти «хорошего художника», которого мир признал лишь спустя 2 года после его безвременной кончины. Более 50 лет Анна Ахматова хранила в тайне свой яркий, но короткий роман. В начале 60-х поэтесса посетила Париж. Воспоминания волной нахлынули на нее, и она, наконец, решилась написать о них и о своих отношениях с художником. Да и скрывать что-либо было уже бессмысленно, ведь среди многочисленных картин, написанных Модильяни и выставлявшихся в галереях, присутствовало целых двенадцать портретов, на которых была изображена красивая молодая черноволосая девушка – вечная муза и возлюбленная художника, поэтесса Анна Ахматова.


   12 апреля 1965 года, менее чем за год до своей кончины Анна Андреевна решила переписать свое завещание. «Около часа мы провели у нотариуса, выполняя различные формальности, — вспоминал Бродский. — Ахматова почувствовала себя неважно. И выйдя после всех операций на улицу, Анна Андреевна с тоской сказала: «О каком наследстве можно говорить? Взять подмышку рисунок Моди и уйти!»
   Корней Чуковский вспоминал: «Не расставалась она только с такими вещами, в которых была запечатлена для нее память сердца. То были ее «вечные спутники» — шаль, подаренная ей Мариной Цветаевой, рисунок ее друга Моди, перстень, полученный ею от покойного мужа...»
   В 1965 году, незадолго до кончины, Ахматова в третий — и последний — раз попала в Париж. Встретилась там с соотечественником писателем Георгием Адамовичем, эмигрировавшим во Францию после революции. Позже Адамович описал эту «необыкновенную встречу» с Ахматовой.
   «Она с радостью согласилась покататься по городу и сразу же заговорила о Модильяни. Прежде всего Анна Андреевна захотела побывать на рю Бонапарт, где когда-то жила. Стояли мы перед домом несколько минут. «Вот мое окно, во втором этаже. Сколько раз он тут у меня бывал», — тихо сказала Анна Андреевна, опять вспомнив о Модильяни и силясь скрыть свое волнение...
   Ахматова, быть может, была единственной или, во всяком случае, одной из немногих знавших Модильяни, кто навсегда сохранил о нем светлую, чистую и теплую память, кто разглядел в нем не неудачника, а необыкновенный талант, который не смог приспособиться к окружавшей его действительности, совладать со временем.

Картина дня

наверх