На огромном старом Дереве, склонившем свои ветки над озером, сидел Оль. Тихо, как всегда. И все-таки он все время говорил. Людям кажется, что это шумит Дерево. Дерево и в самом деле шумит, а Оль старается не заглушать Дерева и не перебивать его и все-таки говорить. О чем он говорит? Ни о чем. О том, кто сотворил этот мир. Все время о Нем. Как это Ему удалось сотворить такой мир? Такую красоту?!
Дерево смотрит в озеро. И Оль смотрит в озеро. У старого Оля очень ясные глаза. Может быть, только у младенцев бывают такие глаза. У тех, кто совсем не видит себя, весь мир отражается в глазах. Два зеркала. И когда глаза эти вглядывались в озеро, было зеркало в зеркале. Между глазами и озером вспыхивал свет. Люди говорили: заря отражается в озере... Или звезда... А глаз Оля ник¬то не видел. Зато он видел всех.
Невдалеке от лесного озера было большое селение или маленький город, а может быть, даже целая страна. Страна, в которой жили маленькие человечки, маленькие золотые кони, золотой олень, тоже совсем маленький, но совершенно настоящий, как и все в этой удивительной стране. Вечером в домах зажигались разноцветные огни, вспыхивали витражи в церкви, раздавался колокольный звон, а когда он стихал, слышался тонкий-тонкий голосок какой-то детской песенки, до того мягкий и ласковый, что слышавшим его становилось как-то очень уютно, очень спокойно, и начинало казаться, что детство не кончилось и не кончится никогда. Кто знает, может быть, из-за этой песенки селение за лесным озером получило название Страны Детства.
А пел эту песенку гном, сидящий у камина. Он сидел там и просушивал чулки (почему-то всегда промокавшие); просушивал, чтобы положить в них подарки на каждое новое утро. Да и чем новое утро хуже Нового года?
— С Новым Утром! С Новым Миром! — говорил он, вынимая из чулка что-то такое удивительное, чего сам не придумаешь, даже если будешь думать сто лет.
Ну в самом деле, кто может придумать первый солнечный луч, или розовое перо зари на небе, или лиловый колокольчик в траве?
Кто?
Никто. Только Она одна.
Дело в том, что в Стране Детства жила та самая, которая эту страну создала. То есть все, конечно, создал один Создатель. Но ошибаются те, кто думает, будто Он работает без помощников. Вот она и была Его помощницей. Ее звали Девочка-Цветок или Фея Цветка; а еще раньше Ее звали Старая Девочка, та самая, дав¬но знакомая. Она очень давно жила. Поэтому все знали, что Она старая. Но ведь старости Ее никто заметить не мог. Она была как каждое новое утро. Кто скажет, сколько тысячелетий прошло до него? Это совершенно неважно - оно ведь только что родилось. Но утро сменялось днем. А Она все время оставалась девочкой, ничуть не меняясь. Старая и всегда юная. С Ней рядом был ее верный друг Том, тот, который любил Ее больше всех на свете. Каждым новым утром он открывал глаза и так удивлялся и радовался всем Ее подаркам, полученным от гнома! Он был уверен, что пока Она с ним, все будет хорошо - вечно будет звучать песенка гнома у камина, вечно будут выниматься из просушенного чулка подарки, и каждое утро он будет получать готовенький мир из Ее рук, как птенец пищу из клюва матери.
Все было удивительно хорошо, но по мере того, как Том рос, ему все чаще снились тревожные и печальные сны. Ему снилось, что Она уходила куда-то. Уходила, пропадала, исчезала - и мир погружался в темноту, и ему надо было искать Ее в абсолютной темноте. Он просыпался, вскрикивая, и бежал к Ней, чтобы убедиться, что Она по-прежнему сидит в цветке и цветок светится.
— Моя единственная, моя любимая, моя бесподобная! — сказал он Ей однажды, - ты все можешь. Сделай так, чтобы мне не снились больше эти сны. — Она молчала. И он вспомнил, что во сне Она тоже молчала перед тем, как исчезнуть. Ему стало так тревожно, что перехватило дыхание. И он едва пролепетал:
— Уж не собираешься ли ты в самом деле уйти? Она опять молчала.
— Моя любимая, единственная, бесподобная - прошептал он. А она вздохнула и сказала:
— Ну почему же бесподобная? Неужели ты думаешь, что мне на самом деле нет подобных? Это было бы ужасно. Мне необходимо найти себе подобных.
— Подобных тебе?! Но где же их найти? Точно таких, как ты? Чтобы была еще одна такая розовая Фея светящегося цветка?
— Ну совсем не обязательно в розовом платье. Я, правда, всегда ношу розовое. Но это совсем не обязательно. И даже светящийся цветок не обязателен. И чтобы была девочкой не обязательно. И старой тоже.
— А... что же обязательно?
— Мне подобный — это тот, кто умеет сам творить мир, а не приходить на все готовое.
— Послушай, наш мир единственный на свете. Другого нет и быть не может. Его сотворила ты. Откуда же взяться тебе подобному?
— К счастью, этот мир совсем не единственный. Есть множество миров гораздо лучших, чем наш. Ну, а если нет, то могут быть. И кто-то же их должен сотворить. Мне надо обязательно найти хоть одного из тех, кто умеет творить миры.
— Ты... в самом деле уходишь? - прошептал он еле слышно.
— В самом деле. Не плачь.. Ты сможешь меня увидеть в Волшебном Зеркале. В пустом зеркале, где между мною и тобою ничего не будет. После этого я вернусь в этот мир. Не раньше.
И вот сбылся самый страшный сон. Ее не стало. Все осталось на местах. В домах зажигались разноцветные огни, на ветках щебетали птицы, лесные звери были добрыми и ручными и броди¬ли прямо между домами. Под большим кустом стояла избушка на курьих ножках со светящимся окошком; гном, живущий в хрустальной капле, качался на ветке и тонко вызванивал какую-то мелодию. Даже золотые кони и золотая карета — Ее драгоценнейший дар — оставались на месте и готовы были умчать вас за тридевять земель в тридесятое царство. Все было. Только Ее цветок не светился больше и не звучала песенка гнома у камина.
Вместо этой песенки раздался совсем другой звук. Глубокий низкий звук виолончели. Старый гном-виолончелист играл и плакал. И Том заплакал вместе с ним. Казалось, виолончель говорила вот что: «Теперь тебе надо искать Волшебное Зеркало. Знаешь ли ты, где найти Волшебное Зеркало? Знаешь ли, знаешь ли, что это такое?...»
Том не знал или знал так смутно, что все время хотел расспросить еще кого-то, как найти Волшебное Зеркало? Где оно?
И тут-то ему сказали, что волшебные зеркала в стране Детства запрещены. Дело в том, что в стране этой, как только ушла Фея Цветка, появился Правитель, издававший указ за указом о том, что можно и чего нельзя. Заодно с волшебными запретили на время все зеркала, на всякий случай, — вдруг какое-нибудь окажется волшебным. Про волшебное же стало известно, что в нем появляется что-то очень страшное. Появится ли в нем Фея Цветка, еще вопрос. А вот это страшное появится обязательно, и смотреть на него нельзя, иначе можно погибнуть.
— Как же быть без зеркал?! — всполошились жители.
— Очень просто. Правитель и его слуги будут на вас смотреть и говорить вам, хорошо или плохо вы выглядите. Смотрите только на Правителя, а не в зеркало!
Но на что Тому был Правитель и его слуги? Ему нужно было Волшебное Зеркало и ничего другого. И он грустно побрел подальше от Правителя и всех его указов, подальше от домов и огней, подальше от голосов. И забрел в лес. Тихий. Огромный. С одиноким Деревом, свешивающимся над озером. Дерево гляделось в озеро. И Том взглянул в озеро. Такой простор ему открылся, такая глубина! И вдруг в этой глубине мелькнула маленькая золотая звездочка. Золотисто-розовая. Она была так далеко, что разглядеть ее было невозможно. Но все-таки он всем сердцем почувствовал — это Она! Это Ее светящийся цветок. И тут возникла мелодия скрипки. Ее скрипки, которую ни с чем не спутаешь.
Так вот оно — волшебное зеркало, которое запретить нельзя. Сейчас, сейчас, если только грудь не разорвется от счастья, он увидит Ее близко и ясно. Вот сейчас... Но внезапно между ним и звездочкой выросла огромная темная лохматая фигура и совершен¬но закрыла звездочку собой.
— Кто ты? Отойди!
Но лохматая фигура вырастала на глазах. Она надвигалась на Тома, как бы вытесняя его из пространства. Том вскрикнул и отвернулся от зеркала. Нет, нет, он не может туда смотреть...
— А не смотреть можешь?
Перед ним стоял Помпончик. Неизменный Помпончик в своей зеленой шапочке с белым помпоном. Глаза у него с лукавинкой, глаза, которые всегда что-то знали...
— А не смотреть можешь? Том тяжело дышал.
— Если можешь, не смотри. Иди домой, усаживайся в кресло и мечтай себе сколько хочешь. И знай, что в действительности ты свою Фею никогда не встретишь.
— Нет, я без нее не могу!
— А тогда пойми, что ты должен не испугаться всех чудищ, которые встанут между тобой и Ею. Это первое чудище еще не самое страшное. Обыкновенная Баба Яга. Если решишь ее задачу, ты избавишься от нее.
— Какую задачу?
Помпончик приложил палец к губам и скосил куда-то глаза, как бы показывая на кого-то. И тут Том увидел высокую старуху, всю в черном, с очень длинным носом.
— Да, это мою задачу ты должен решить. Я уже привыкла не обращать внимания на оскорбления. Когда меня называют Бабой Ягой, я этого не слышу. Где им знать, кто я такая на самом деле?
— А кто ты такая на самом деле?
— Тебе надо решить мою задачу, и тогда ты сможешь это узнать. Ты ведь говорил, что твоя Фея Цветка единственная и бесподобная?
— Да, говорил.
— А она говорила, что есть и еще люди, подобные ей. Говорила?
— Может быть, говорила.
— Так есть или нет? Отвечай, да или нет?
И вдруг старуха взмахнула рукавами черного балахона, как крыльями, и черное превратилось в розовое, седина — в каштановые волосы, вместо морщин — гладкая кожа. Точь-в-точь Она, его любимая. «Я же старая, ты забыл, что я старая, но могу и снова оказаться девочкой. Смотри!» И вот перед ним еще одна девочка, и еще, и еще... Десяток ей подобных. Они заполняют комнату, движутся, качаются на своих тоненьких ножках, как цветы на высоких стеблях. Или у Тома кружится голова, рябит в глазах? «Что со мной? ... Этого не может быть!» вскрикнул он.
Перед ним снова прежняя старуха. Она глядит на него хитро и победно.
— Итак, ей подобных нет? Она одна? Или у нее множество образов и подобий, как ты только что видел?
— Это обман! Это была не Она!
— Мне все равно, что ты выберешь. Лишь бы сказал четко и твердо: нет? Она одна?
Тут он вдруг ясно вспомнил, что Она ушла, чтобы найти себе подобных. Она сказала, что быть бесподобной ужасно.
— Отвечай!
— Дай мне подумать, — ответил Том.
— Даю тебе сроку одну ночь.
А больше ему и не надо было. Только бы побыть одному. Только бы не видеть перед собой эту старуху. Только бы найти место и время, чтобы вспомнить мелодию скрипки. Он знал, что когда он ее вспомнит, все разрешится само собой.
И вот он в лесу. Он пришел туда, куда приходит всегда, когда ему трудно - к костру гномов. И слышит, как один из гномов говорит:
А мне порою смутно снится,
Что эту плоть, где дух гнездится,
Душа сама свила, как птица
Гнездо, и задремала в нем.
Да, задремала и забыла,
Как с нервом нерв и с жилой жилу
Сплетала, тихо ворожила,
Устраивала хрупкий дом.
О, сколько жара, сколько света
Понадобилось ей на это!
Как был стремителен и крут
Ее полет! Какая сила
Таилась в ней! И вот — забыла,
Что значит дух тысячекрылый
И медленный духовный труд...
Забыла... душа забыла саму себя, как я — мелодию скрипки. Забыла... забыла... И тут мелодия скрипки всплыла сама собой, как будто никогда не исчезала из памяти. И как-то все сразу стало на свои места. Ответ тоже нашелся сам собой. Он улыбнулся и пошел навстречу Старухе. Она уже не была ему страшна.
— Послушай, — сказал он тихо и просто, — Она единственная и бесподобная. Подобных Ей я еще не видел. Это я точно знаю. Но они могут и должны быть. Это я тоже точно знаю...
И тотчас старуха начала расплываться на глазах, лепеча: «ни да, ни нет... А надо четко — да или нет...»
— Вот именно этого и не надо было говорить !
Это сказал уже Помпончик. Всколыхнулась его зеленая ша-почка, заплясал белый помпончик и зазвучала вечная песенка:
А я что-то знаю,
А я что-то знаю,
А я что-то знаю,
Знаю и пою!
— Я прежде всего знаю, Том, что ни «да», ни «нет», а что-то третье, и хорошо, что и ты это узнал. Ну вот ты и справился с Бабой Ягой. А теперь тебе самое время идти к озеру. Только предупреждаю: есть чудища пострашней нашей старухи!
И Том пошел к озеру. Опять в волшебном зеркале закачались все деревья, все звезды, весь ночной простор. И показалась далекая розоватая звездочка, а с нее полилась мелодия скрипки. Господи, какое счастье! Сейчас, сейчас звездочка приблизится, станет ясно виден Ее цветок. Вот-вот сейчас...
Как?! Что это выросло между ним и Ею?! Что??! Такого он еще не испытывал, кажется, никогда. Что такое Баба Яга перед этим? Обыкновенная старушка. Это же Дракон!... На это не было сил смотреть, и Том отшатнулся от зеркала. Захотелось немедленно вернуться в обыкновенный мир, где есть дома, стены и нет этих бездн, этих провалов с глазами Дракона. Сесть в кресло, поджав под себя ноги, почитать книжку, съесть яичницу... А о приключениях только вспоминать. Усесться за стол и писать свой труд — описать свой опыт вглядыванья в волшебное зеркало... Ну, а если уж очень затоскуется, то можно выйти из дома, сесть в золотую карету, и пусть золотые кони умчат меня к моей мечте. Они ведь рядом, наготове. Она ведь сама оставила их. Так вот, сесть в золотую карету и — к Ней! К Ней!
— То есть, как можно дальше от Нее, в другую сторону. Том оглянулся. Рядом сидел виолончелист со своей виолончелью и смотрел на него большими печальными глазами.
— Что ты сказал?
Впрочем, это не он, это виолончель говорила. А может быть, и он. Они так срослись, что их не различишь.
— Я говорю, что ты норовишь уйти как можно дальше от Нее, в другую сторону. Ты выбираешь, где посветлее и поуютнее, а Она — в темноте. Одна в темноте. И никакая золотая карета через эту темноту не перевезет. Ни золотые кони, ни золотой олень. Они увезут в светлую мечту, а Она — в темной действительности.
— Послушай, но разве есть хоть одно существо, которое выдержит взгляд такой тьмы? По-моему, нет и быть не может.
— Ты ошибаешься. Такое существо есть.
— Где же оно?
— Ты столько раз проходил мимо него и не замечал его. Оно сидит на Дереве, которое свешивается над озером. Это старый Оль. Дерево смотрится в озеро день и ночь. И старый Оль смотрится в озеро день и ночь и никогда не отводит взгляда.
— Не отводит взгляда? Разве это возможно?
— Возможно.
— А непроглядная тьма?
— Он ее проглядывал всю насквозь.
— И досматривал до Ее звезды?
— Досматривал. И Она сама до него. Они друг друга видели. И Она приходила к нему и садилась рядом с ним.
— Ты говоришь что-то, чему трудно поверить.
— А ты проверь. Подойди к Дереву над озером, и если увидишь Оля, спроси, правду ли я говорю?
Одинокое Дерево на берегу озера... Да, он помнит такое Дерево. Но неужели на нем кто-то есть?... Том добрел до Дерева и остановился. На огромных толстых ветвях сидел кто-то, как будто совсем сросшийся с Деревом. Это было Дерево с человеческими глазами. А может, с глазами неба, с глазами всех звезд?
— Ты... Оль? — спросил Том неуверенно.
— Да, Том, здравствуй.
— Ты меня знаешь?
— Я всех знаю. Только меня никто не знает. Тебе про меня виолончель рассказала?
— Да, виолончель... Скажи, это правда, что ты видел мою Фею? Что Она сидела здесь рядом с тобой?
— Конечно, правда.
— Как? Когда?
Вместо ответа Оль спросил Тома:
— Ты меня в самом деле знаешь? Ты знаешь, кто я?
— Ты... Оль. Я же сказал.
— Да, Оль, но не только. А еще кто?
— Не знаю. Кто же?
— «Я - никто. Может быть, ты тоже никто? Тогда нас двое. Молчок»*.
Том почему-то очень заволновался. Только никак не мог понять, почему. Как будто почувствовал, что у него есть крылья за плечами, только они никак не могут раскрыться. А ему надо сейчас немедленно прыгнуть с горы. Как же это? Но... «Что за путаница у меня в голове?...» — подумал он и четко ответил:
— Нет, я Том.
— Только Том?
Глаза Оля смотрели так добро, так заботливо, точно глаза матери у постели больного ребенка.
— Бедный Том, ты еще не никто. Видишь ли, если бы ты был никто, то никто и не встал бы между тобой и Ею. Никто не появился бы в зеркале, кроме Нее. И никакой тьмы не было бы. Послушай, хочешь сесть рядом со мною и сидеть тихо-тихо? Хочешь научиться сидеть, как я? Попробуешь? Если ты будешь сидеть так тихо, что не спугнешь моих мыслей, ты их услышишь. А потом наступит тишина. И в тишине прозвучат Ее слова, которые Она оставила здесь, зарыла в листья и оставила. Если ты сумеешь их расслышать, ты поймешь, как найти Ее.
И Том сел. Как спокойно ему стало! Покой опускался с неба, с наклонившихся ветвей, обнимал его, укутывал. И все время углублялся. Том и не знал, что существует такой покой. Нет, может быть, когда-то знал, очень давно, когда был рядом гном у камина, звучала его песенка, вынимались подарки из просушенного чулка... Это было тогда, когда ничего-ничего страшного не могло случиться. Тогда, когда о нем заботились и берегли его, когда ему самому ничего не надо было решать, искать. Это было тогда, когда Она была так близко и он был уверен, что Она никуда не уйдет. И вдруг кончилась вся тоска, вся его невыносимая тоска пропала, точно ее и не было. И — никакой тревоги, никакой заботы, будто все это снилось и ушло. Он не понимал сейчас, что же его мучало так недавно. Покой был таким живым! Том мог бы поклясться, что покой этот имел запах и цвет. Да, он пахнул хвойными ветвями и еще какой-то травой и еще чем-то очень-очень родным. Он был зеленого цвета разных оттенков с сиреневыми просветами. Ох, эти сиреневые просветы, какое в них было счастье! И внезапно покой зазвучал. Это был голос Флейты, глубокий и тонкий, и в этот голос вплетались слова:
Я — никто. О, Господи, как много
Ты даешь, как щедро меришь ты.
Мера сердца — это чувство Бога,
Чувство роста, чувство высоты.
Полная, таинственная мера.
Сесть в лесу, замолкнуть у костра...
Лишь зерно чуть видимое веры,
И меня послушает гора...
И снова молчание. Даже Флейты нет. Слова и Флейта выросли из тишины, и из них снова выросла тишина. Как цветок из стебля. Какая тишина! Он никогда такой не слышал.
А тишина! А тишина...
Как будто я не рождена,
Как будто бы не прервалась
Та сокровеннейшая связь,
Та пуповина бытия...
Не разделились Бог и я.
Тишина заговорила. Ее словами. Потому что это были Ее слова и ничьи больше. Он знал это.
— Конечно, Ее — сказал старый Оль, продолжая его мысли. — Вот ты и стал слышать мои мысли и Ее слова.
Том посмотрел на него внимательно, долго, и раздумчиво проговорил: «Как будто бы не прервалась та сокровеннейшая связь, та пуповина бытия... Не разделились Ты и я.»
— Не разделились? Ты это чувствуешь? Ну тогда иди — сказал Оль.
И тут Том услышал скрипку. Ту самую, Ее скрипку.
— Она зовет тебя.
— Да, да, я слышу.
Он снова глядит в волшебное зеркало и снова видит звездочку-цветок, повисшую в полной тьме. Она так далеко, она едва видна. Но он не только уверен, что это Она, он еще знает, как к Ней подойти. Он не может сказать, откуда он это знает, он ничего не может объяснить, но он знает, что делать. Вот во тьме появилась тоненькая ниточка света. Она протянулась между ним и Ею. И он знает, что это и есть «та сокровеннейшая связь, та пуповина бытия...» Он знает, что можно во тьме, в ничем держаться на этой тоненькой ниточке. А ниточка между тем превратилась в переливчатое свечение, зеленовато-розовое и сиреневое. Сиреневое кружево... Неужели он сам сплел его? Этот кружевной мост между ним и Ею... Неужели по этому кружеву можно идти? Оказывается, можно. Оказывается, оно удивительно крепкое, это кружево. Хотя из чего оно сделано? Почти что из ничего...
Я мир создам из ничего,
Из сна, из сердца моего.
Я из себя его создам
И вздрогну, отдавая вам.
И вот сиреневое и зеленое уступило место голубому, белому и розовому. Мост кончился. Он привел Тома к множеству зеркал, которые отражались друг в друге. Это было Царство Волшебных Зеркал. Перед Томом стояла Владычица Волшебных Зеркал. И, кажется, все это сияние излучали ее глаза.
— Тот, кто сумеет не оторвать взгляда от Волшебного Зеркала, заброшенного в ваш далекий мир, прокладывает себе дорогу сюда, в мое царство. То, что ты видишь — зеркало в зеркале. В нем все цело. Все, что исчезло где-то и когда-то, если оно хоть кем-то любимо, показывается в этом зеркале тогда, когда любящий смотрит в него.
— Значит, я должен увидеть Ее? Ясно и близко?
— Конечно. Вглядись внимательней.
И вспыхнуло сияние, какого он не видел еще никогда. Источник света был скрыт, но светилось все. Каждая капля переливалась мириадами огней. А капель было столько! Или это глаза жителей волшебной страны?! Как их много и как это удивительно хорошо, что их так много и что все они — подобны друг другу, — все излучают свет.
Белые лебеди, плывущие по зеркальному озеру, а в ветвях деревьев над озером совершенно прозрачные светящиеся ангелы. Тому вдруг подумалось, что и там, в его мире они, может быть, были, летали рядом, сидели в ветвях деревьев, но они были прозрачные, и он смотрел сквозь них, а их самих не замечал. Но в этом свете ничто не может остаться незаметным. И вот ведь сколько подобных! И потому так много света, что каждый отражается в другом и вспыхивает...
— Да, ты попал в страну, где встречаются подобные друг другу. Я счастлива, Том...
Это была Она. В своем светящемся цветке.
— Ты?! Это ты?!
— Ну конечно, я. Наконец я нашла себе подобного.
— Так где же он?
— Ты его не видишь. Но я вижу. И этого достаточно. Как с тебя достаточно того, что ты видишь меня.
О да! Этого было более, чем достаточно.
— Так ты теперь вернешься в наш мир вместе со мной?
Он впервые за долгое время оглянулся, как бы показывая ей то, что по ту сторону зеркала. И увидел родную свою Страну Детства. Там все было на месте: маленькие дома с разноцветными окошками, золотые кони с золотой каретой, золотой олень, гном в хрустальной капле, избушка на курьих ножках, его друг виолончелист, ручные звери, говорящие птицы, поющие колокольчики. И... старый гном, развесивший на решетке камина чулки... Что, что ты вынешь мне из своего просушенного чулка, мой маленький волшебник?
— То, чего еще никогда не вынимал — сказал гном и протянул Тому золотую скрипку. Ее скрипку.
— Мне?! Разве я сумею на ней играть?
— А разве ты забудешь теперь когда-нибудь Ее мелодию? Тебе надо только помнить мелодию. Играть скрипка будет сама, ведь ее истинная Владелица будет всегда с тобой рядом.
Она была рядом. Она стояла тут же и улыбаясь, говорила: «Я дарю мою скрипку только себе подобному. Бери».
— Тебе подобному? Я — тебе подобный?!
Ты еще не понял этого? Ты еще многого не понял. Ты не знаешь, как это трудно — быть мне подобным, играть на золотой скрипке и звать людей к Волшебному Зеркалу, от которого почти всегда они хотят отвернуться. Это очень трудно... Но нас теперь двое...
Зинаида Миркина
Стихи Эмили Дикенсон
******************
Пы. Сы : Сказки Зинаиды Миркиной восхищают своей необыкновенной мудростью. Они обучают и детей и взрослых тонкому чувствованию природы, нахождению своего внутреннего источника света, тепла, любви. Они проникают в самую суть человека, лечат, обогащают, воспитывают Душу. Каждая сказка – это отражение одного из уголков сокровенной глубины каждого из нас.
Свежие комментарии